Александр Петросян — гений стрит-арта и репортажной съемки
Львов (Украина), родина Романа Виктюка и Станислава Лема, — город, богатый на талантливых людей. В 1965 году здесь родился известный фотограф Александр Петросян. Знакомство с фотоаппаратом состоялось, когда мальчику было 12 лет. Подарок отца стал судьбоносным.
В 1977 г. Александр переехал в Ленинград, где и живет по сегодняшний день. Там он посещал бесплатный фотоклуб «Зенит», получал высшее образование в училище на кинофакультете и в Ленинградском государственном институте культуры им. Н.Крупской.
С 2000 года Петросян стал посвящать любимому делу все свое время. Еженедельный журнал «Мой район» и издательство «Коммерсантъ» взяли его в штат фоторепортером. Настоящий успех пришел в 2003 году — Петросян получает признание на конкурсе в Америке. После — становится лауреатом питерской премии «Фотограф года». В 2008 г. занимает 1-е место в фотоконкурсе «Мой город. Взгляд сквозь объектив». В 2010 г. «Русский репортер» публикует его снимок, который занимает 1-е место в номинации «Повседневная жизнь».
Множество статей выпускает журнал «Огонек». Александр Петросян также является постоянным участником благотворительных аукционов, где фотографы выставляют свои работы абсолютно бесплатно с целью помочь тем, кто в этом нуждается. Самый крупный фотопроект — съемки концерна Evraz на нескольких континентах.
«Фотограф без фантазии» — мастер стрит-арта
Александр Петросян работает в узкоспециализированном жанре репортажа и уличной фотографии. «У меня нет фантазии, чтобы придумывать постановочные кадры», — признается фотограф. Однако это не мешает ему создавать шедевры из так удачно пойманных моментов реальной жизни, жизни без купюр и фотошопа.
Стиль, в котором работает Александр, отчасти опасен: далеко не всем людям нравится, когда они попадают в объектив не «при параде». Петросян признается, что в России заниматься стрит-артом проще, так как улица считается незапрещенным пространством для фотографирования людей (в отличие, например, от Германии, где незаконное использование фото человека преследуется по закону и карается немалыми штрафами).
Гуру стрит-арта вместе с тем не отказывается от предложений снимать свадьбы, однако предупреждает клиентов о своем видении хорошего свадебного фото. Петросян — фанат города, в котором живет. Санкт-Петербург для него был и остается неиссякаемым источником вдохновения.
Коллекционер редкостей и необычной повседневности
Петросян создает не только фотошедевры, он также издал две книги: «Питер» и «Кунсткамера». Первая имела огромный успех и была выпущена двумя тиражами. Это был некий эксперимент питерского издательства «Медный всадник», которому хотелось показать город нетуристический. Вторая книга Александра «Кунсткамера» — сборник фотографий противоречивых, непредсказуемых, из ряда вон выходящих. Это коллекция случайностей и непривычных вещей повседневной жизни. Это книга о Санкт-Петербурге, красивом и безобразном, о его обитателях, книга-метафора добра и зла.
Александр Петросян сегодня
Неоценимо участие мастера стрит-арта в развитии современной фотографии. Он регулярно организует мастер-классы в Санкт-Петербурге, Грузии и Марокко. Петросян ведет курс «Городография»: 10-дневный интенсив, насыщенный теорией и практикой, где ученики исследуют повседневность. Фотограф выступает за то, чтобы наблюдать за чужим опытом, перенимать его, делиться своим, общаться с единомышленниками, обретать знания не в одиночку, а с наставником. Он идет в ногу со временем и активно ведет свою страницу в инстаграм, где делится с поклонниками видением мира. Его фото — это всегда эмоции: жалость, восхищение, хохот, трагичность. Он снимает так, как видит, как хочет и как любит.
Теги:современники, стрит-фото
«Я живу под девизом „Не быть говнюком“» — Bird In Flight
Один из самых известных в России мастеров жанра уличной фотографии Александр Петросян — о том, почему он соглашается снимать свадьбы, несмотря на подтрунивания коллег, что хорошего может выйти из постановочной съёмки и как снимать на улице и не получить по морде.
Александр Петросян 50 лет
Фотограф из Санкт-Петербурга. Серьёзно занялся фотографией в 2000 году. В 2003–2008 годах работал фотокорреспондентом в городском еженедельнике «Мой район», c 2008 года работает в издательском доме «Коммерсантъ». Публиковался в журналах Newsweek, National Geographic, GEO, «Русский репортёр», «Огонёк», «Деньги», «Власть», а также в газетах «Коммерсантъ», «Известия», «Аргументы и факты», «Комсомольская правда», «Деловой Петербург» и многих других. Лауреат множества конкурсов, обладатель гран-при премии Фонда развития фотожурналистики (2009 год).
Вы известны в первую очередь своими уличными фотографиями. Сегодня всё чаще говорят, что этот жанр в полном упадке, что он не приносит никакого заработка. Это действительно так?
Я готов согласиться с этим. Стрит-фото всё-таки узкоспециальный жанр, и у него очень низкий КПД: ты можешь дни потратить, чтобы снять единственный кадр, а коммерческой востребованности у такой фотографии нет.
Вы когда-то давно рассказывали, что ваши самые популярные фотографии, которые принесли самый большой заработок, — это виды Петербурга для календаря. С тех пор ничего не изменилось?
Ну, не то чтобы самый большой. Самый большой заработок для фотографа — это когда съёмку заказывает какая-то крупная компания. К примеру, мне заказывали фотопроект к юбилею концерна Evraz. Я ездил по четырём континентам, по разным странам, всё это хорошо оплачивалось, и это был самый большой заказ за всю мою жизнь. Календари и прочие видовые формы сейчас тоже приходят в упадок, потому что сам вид календарей как носителя уходит в небытие. Меньше гораздо покупают открыток, календарей и фотокниг. Это прошлый век.
Что же тогда делать фотографу-то, раз всё приходит в такой упадок? Снимать бесконечно репортажи и буклеты к юбилеям?
Знаете, а репортаж сейчас тоже не востребован. Количество СМИ стремительно сокращается. И если где и нужны сейчас репортажи, то только в интернете, но там они почти не оплачиваются. Существует риторический вопрос: «Что делать фотографу?» Каждый выживает как может, барахтаясь в водовороте стремительно сужающегося рынка. Нет универсального ответа.
Выходит, заказов всё меньше, при этом не каждый заказ в профессиональном кругу считается приемлемым. Что вообще считается стыдным в фотосообществе?
Когда-то коллеги надо мной подтрунивали, что я снимаю свадьбы. Считается, что снимать свадьбы, садики и школьные мероприятия — это не круто. Ну, бытовуха. Но моё мнение: любая работа, если она хорошо сделана, заслуживает уважения. Каждый на своём месте должен делать свою работу хорошо.
Если к вам сейчас подойти с предложением снять свадьбу, вы согласитесь? Или вам это уже неинтересно?
Соглашаюсь, если меня устраивают расценки. И если заказчики согласны, что я буду работать по своим правилам. Я сразу говорю, что мне нравится прямая репортажная фотография, и я сразу предупреждаю, что не буду делать фотографии а-ля «невеста держит жениха на ладошке».
Ищете на свадьбах всё тот же абсурд, что и в других съёмках?
Нет-нет, это довольно однобокое толкование. Раньше в моих фотографиях присутствовал гротеск, и это казалось интересным. В начале нулевых я работал в конторе, где заказы на съёмку свадеб выдавались по квитанциям в больших количествах. Иногда в день было по четыре свадьбы. В итоге это превратилось в ежедневную обязаловку, как будто ты не фотографируешь, а детали на станке вытачиваешь. И вот ты пытаешься не сойти с ума и развлекаешься тем, что смотришь на это не только со стороны классических фотографий, которые нравятся заказчикам, но и пытаешься сделать что-то такое, что, может быть, им не нравится, но то, что тебе в этом видится.
Соглашаюсь снимать свадьбы, если заказчики согласны, что я буду работать по своим правилам.
Звучит так, будто вы оправдываетесь за то, что свадебные снимки выглядят стёбными. Вы вообще каким себя считаете — добрым или злым?
Если откровенно, трудно сказать. По-крайней мере, я живу под простым и грубым девизом: «Не быть говнюком». Я стремлюсь ему следовать: не навредить, не сделать плохо. Уклонись от зла — сотвори добро. Я всегда стараюсь делать одно, но получается другое. И хочется, чтобы получалось как минимум не плохо.
Может, вы слышали отзывы о себе в кругу коллег. Каково им с вами работается?
У меня есть куча недостатков, о которых я знаю и которые я стараюсь преодолеть. Мне сложно сразу прислать всю съёмку: хочется отобрать лучшее, а остальное отсеять.
Из-за этого страдает скорость передачи в редакцию. Коллеги жалуются, что я лезу к кому-то в кадр. Хотя когда горячая съёмка, то все лезут к кому-то в кадр. Мне не всегда интересно снимать действие как оно есть. Доходит до того, что я приношу мало снимков, потому что я пытался снимать что-то не про само действие, а про своё ощущение от действия. Хотя правильнее снимать и то и то. Но меня иногда заносит слишком далеко от темы.
Давайте поговорим про вашу новую книгу, «Кунсткамеру». Почему такое название, и о чём она?
Это моя вторая книга. С моей первой книгой, которая называлась «Питер», была такая история: издательство «Медный всадник» решило сделать нетуристическую книгу, что для них было необычным экспериментом. И совершенно неожиданно эта книга оказалась успешной. Было даже два тиража. Но с тех пор утекло много воды, изменилась экономическая ситуация, и издательства уже не могут себе позволить рисковать. Мне вновь поступило предложение сделать книгу, но единственный возможный способ, если у вас нет спонсора, — собирать предоплату.
В книге «Кунсткамера» мы собрали все фотографии, которые попадают под категорию из ряда вон выходящих, неожиданных, парадоксальных. Кунсткамера — это ведь коллекция редкостей. Также и книга — это фотографическая коллекция каких-то курьёзов, странностей и необычных вещей из повседневности.
Я помню, как в «Школе злословия» ведущие всё удивлялись, где вы находите эти сюжеты, как на вас липнет весь этот сюр. Вот и мне интересно: ваша жизнь — она похожа на ваши фотографии, которые наперекосяк?
С одной стороны, у меня довольно спокойная жизнь. Она не наполнена приключениями. Я редко бываю в интересных командировках. В основном я всё время нахожусь в одном и том же городе, в небольшом радиусе, где происходят одни и те же события каждый год, одно и то же пространство, тот же пейзаж, те же люди. И именно на этом ровном фоне острее видится что-то такое непривычное, чего не ожидалось. Всё повторяется, ко всему привыкаешь. И интуитивно мозг ищет что-то из ряда вон.
Это такой способ преодолеть рутину.
Я всё время нахожусь в одном и том же городе, в небольшом радиусе, где происходят одни и те же события каждый год, одно и то же пространство, тот же пейзаж, те же люди. И именно на этом ровном фоне острее видится что-то такое непривычное.
Вам проще снимать в родном городе или когда вы в командировках?
Так складывается, что я чаще всего здесь. Будет возможность снимать где-то ещё — я с радостью. Мне такая возможность предоставляется, но не так часто, как хотелось бы.
Вас когда-нибудь били за съёмку?
Эксцессы бывали. На моих мастер-классах часто спрашивают, как снимать незнакомых людей так, чтобы не получать при этом по морде. Я всегда говорю, чтобы читали классиков фотографии, у которых всё сказано.
Но способы же у них у всех разные: кто-то незаметно снимает, а кто-то шокирует…
Именно. А чем больше у тебя способов приспособиться к ситуации, тем ты больше защищён.
Хорошо бы и свои какие-то выработать. Это нужно психологически чувствовать всегда. Этот момент «икс». Чаще всего я просто чувствую, что надо снизить градус остроты. Меня не били по голове за мои съёмки, чаще мне везёт, и острые ситуации оказываются менее травмоопасными, чем могли бы быть.
Герои ваших фотографий обижались на вас?
Много раз. Бывало, что опубликуешь где-нибудь фотографии людей в какой-то ситуации, а они приходят и требуют фотографа на растерзание. Интересно, кстати, что теперь фотограф никому не нужен: сразу требуют денег в качестве компенсации. В Германии я обратил внимание, что местные фотографы боятся снимать стрит-фото. Любой ведь теперь в гугл-идентификаторе может ввести своё изображение, найти себя на твоей картинке, которая где-то размещена, и подать иск. Причём закон там соблюдается, фотографы платят штрафы, и довольно существенные. У нас, к счастью, пока такого нет. Считается, что уличное пространство — оно не запрещённое для фотографирования людей.
Но тем не менее чем дальше, тем больше претензий предъявляют.
А вы что делаете, когда не дают снимать?
В случаях, когда человек на улице капризничает и открыто выражает неудовольствие, что ты его снимаешь, руку к камере тянет, отворачивается или возмущается — в таких случаях, конечно, снимать и не надо. Другое дело — съёмка видовых фотографий. Городской пейзаж уже снят-переснят всеми. Тут приходится пускаться во все тяжкие, чтобы куда-нибудь залезть и снять его с какой-то необычной стороны. Чаще всего это какие-то закрытые или полузакрытые объекты. И вот тут уже приходится преодолевать препятствия.
Меня не били по голове за мои съёмки, чаще мне везёт.
С цензурой вы сталкиваетесь?
Есть такие кадры у меня, которые просто не берут в издание, где я работаю. Тут дело не только в политической цензуре, но и в самоцензуре, или моральной цензуре. Ты можешь снять остросюжетный кадр, который по этическим причинам выкладывать просто нехорошо.
Мне кажется, иногда лучше что-то не снять, чем эта карточка потом будет тебе глаза мозолить и провоцировать внутреннее смятение: выставить — не выставить. Хотя с другой стороны, если кадр не снять, потом будешь жалеть об этом. Тут очень тонкая этическая грань. Просто нужно руководствоваться принципом «не навреди».
Были разговоры о том, что вы используете фотомонтаж на своих снимках Петербурга. Это правда?
Для тех фотографий, которые я делал для календарей и открыток, мне иногда приходилось вставлять небо красивое. В этом жанре фотомонтаж допустим, и я это делал. Другое дело, когда снимаешь репортаж — там я отдаю кадры такими, какие они есть, делаю с ними что-то совсем минимальное.
Бывало такое, что сняли постановочный кадр, а выдали его за случайный?
Бывало, что я снимаю постановочный кадр, а реакция на постановку получается непредсказуемой. И кадр становится ценным, потому что ты ставил одно, а всё пошло не так. И вроде бы получается, что это не постановка, а реакция на постановку, побочный эффект.
Для вас фотография — это искусство или ремесло?
Уметь слепить красивую картинку, чтобы она нравилась, — это владеть ремеслом. Если ты уже некоторое время этим занимаешься, знаешь, на что реагирует публика, ты можешь заготавливать такие картинки, которые будут нравиться. Но самому тебе они уже не будут нравиться, потому что ты понимаешь механизм, и это не интересно совсем. А искусство начинается там, где этот самый фактор случайности вмешивается. Когда происходит то, чего нельзя было ожидать и спланировать. Это подарок свыше, это искусство.
Вы часто слышите шутки про вашу фамилию?
В своё время, когда я только начинал в какой-то там газете, меня постеснялись напечатать под моей фамилией и подписали Петей Александровым. Бывает, что кто-то скажет что-то вроде: «Чего взять с фотографа с фамилией Петросян». Но я к этому спокойно отношусь. Это не главное. Снимаешь ты не потому, что хочешь получить оценки или денег заработать (хотя поэтому, конечно, тоже), а потому что все же знают, что это приносит удовольствие, когда что-то получается.
Это совершенно наркотический эффект, на него подсаживаешься и жаждешь его получить снова и снова. И это уже какая-то часть меня. Фотоаппарат — это часть тела, с помощью которой я и существую.
Три страсти Александра Петросяна. наставником мог стать легендарный Ара Гюлер, но жизнь распланировала для него другой сценарий. Вместо того, чтобы стать «Оком Стамбула», он стал «Оком Санкт-Петербурга».
Александр Петросян родился во Львове и переехал с семьей в Санкт-Петербург в 1976. Свою первую камеру он получил в подарок на день рождения, когда ему исполнилось 13 лет, и с тех пор фотография стала его страстью. Пока он рос в Советском Союзе, мировая фотография, как и многие другие искусства, все еще была скрыта за железным занавесом. Проведя дни в библиотеке, окончив Санкт-Петербургский государственный институт культуры , и изучив все доступные секреты своего ремесла, он стал самодельным мастером. Свой неповторимый стиль он выработал главным образом путем проб и ошибок и впитываемых визуальных впечатлений.
Петросян часто использует гротеск и контраст, чтобы осветить абсурдность жизненных ситуаций. Свой стиль писатель Татьяна Толстая называет гоголини, лексической смесью имен Гоголь и Феллини. Его стиль узнаваем благодаря четкому видению контекста и отражению взаимодействия персонажей в этом контексте.
Город, в котором он живет, — его вторая страсть. Он очарован высотой и видами Санкт-Петербурга с высоты птичьего полета. Поднялся на леса Александровской колонны высотой 155 футов на Дворцовой площади во время ее реставрации, на строительные краны судостроительного завода, на пилон нового вантового моста через Неву. Там, на высоте 400 футов, он испытал свободу и радость быть хозяином оживленного города. Его называют летописцем Петербурга, места мистического и загадочного. К Петербургу Гоголя и Достоевского он добавил Петербург Петросяна, изобразив собственное видение города в его праздничные и скорбные минуты.
Его третья страсть — люди. Он никогда не льстит своим персонажам, предпочитая прикрасам честность и искренность.
Он верит в свою удачу и, кажется, всегда находится внутри кадра, молчаливого записывающего устройства, которое всегда принимает чью-либо сторону.
Однажды он шел — как уличный фотограф, он проходит от 10 до 15 миль в день — и уже был готов убрать фотоаппарат, как вдруг увидел сидящего на асфальте старика, рисующего город света, где все люди пойдет в вечную жизнь. Мужчина проповедовал: «Доброта и любовь воцарится над городом», но люди просто проходили мимо. Потом женщина остановилась, чтобы послушать его. Именно этот момент запечатлел Александр.
Безупречным временем, идеально сбалансированной композицией и замечательным взаимодействием персонажей Александр, как его собственный персонаж, проповедует любовь и доброту в современном мире.
¤
ОЛЬГА УЭР: Как и многие другие, я влюбилась в ваши фотографии, когда впервые увидела ваши фотографии Санкт-Петербурга. Ваши фотографии созвучны тому, что я думаю о городе.
Вы прошли почти каждый фут города и поднялись на вершину многих доступных и недоступных башен и крыш. Что для вас значит Санкт-Петербург? Это меняется?
АЛЕКСАНДР ПЕТРОСЯН: Когда много лет живешь в городе, он становится продолжением твоей комнаты, твоей квартиры, даже тебя самого. Это ваша естественная среда. Прожив долгое время в Петербурге, я мог наблюдать его эволюцию. Как и все живые существа, он развивается по своим законам. К сожалению, мой нынешний взгляд на развитие города не оптимистичен. Вся красота и величие, которые тиражируются в книгах, календарях, открытках и картинах, были созданы в основном до 19 века.17. К счастью, его великолепие сохранилось надолго, несмотря на три революции, Великую Отечественную войну, блокаду Ленинграда и перестройку . Но с 2000 года город находится в процессе трансформации. На фотографиях, сделанных между 1917 и 1991 годами, основные районы города остались без изменений. Недавние классики петербургской фотографии, такие как работы Бориса Смелова, представляют собой чистый и благородный взгляд на Санкт-Петербург.
Однако за последние 10-15 лет город сильно изменился. Некоторые участки облагораживали за счет ретуши фасадов с убогой новоделкой. Ущерб городскому ландшафту был нанесен точечной застройкой, новым строительством в уже сложившихся исторических районах, часто за счет зеленых зон, а также визуальным мусором. Агрессивная и кричащая реклама, столбы, вывески, рекламные щиты, провода и автомобили загромождают улицы и дворы города.
В то же время есть и радостные моменты. Несмотря на то, что за 180 лет фотосъемки город был снят вдоль и поперек и увековечен каждый его миллиметр, каким-то чудом многие, кто пытается его увековечить, находят что-то новое и свежее. Санкт-Петербург — это постоянно меняющийся континуум, где еще возможны открытия. И это действительно вдохновляет!
А люди? Изменились ли петербуржцы?
Люди стали более закрытыми благодаря глобальным изменениям в человеческой психологии. Сегодня в каждом незнакомце люди видят потенциального грабителя или террориста.
Для меня, фотографа, эти изменения в менталитете людей усложняют условия съемки. Когда я начал в 1970-х отношение к человеку с фотоаппаратом было более доброжелательным. Теперь, с многочисленными замками — колючей проволокой, воротами, заборами, охраной, консьержами, сигнализацией — город потерял свою дружелюбную и подвижную среду; он раскололся и превратился в контрольно-пропускной пункт. Чердаки, крыши, подъезды, лестницы и дворы стали недоступны. Если раньше прогулки по дворам и крышам нравились только романтикам, то теперь это занятие носит сугубо коммерческий характер. Деньги убили романтику.
Еще одна причина недоверия — бум городской фотографии. Социальные сети породили множество желающих быстро и легко завоевать славу вместе с денежными премиями, что, по их мнению, можно сделать с помощью фотографии.
Доводилось ли вам работать в советских издательствах? Условия изменились?
Мое сотрудничество с местными ленинградскими газетами началось в 1986 году.
С тех пор изменилось практически все: печатные СМИ почти совсем исчезли. СМИ ушли в интернет. Изменился и статус фотографа. Удостоверение фотографа раньше было авторитетным документом, но теперь оно почти бесполезно. Даже если говорить о невинном событии, вроде ежегодного празднования окончания школы «Алые паруса», все лучшие места для съемок отдаются федеральным каналам, а я, фотокорреспондент федеральной газеты, не получаю аккредитации. .
В старые времена все старались помочь фотожурналистам или хотя бы не мешать их работе. Сейчас запретов больше, чем средств помощи. Если вас идентифицируют как представителя СМИ, делается все, чтобы создать препятствия. Однако чем больше запретов применяется, тем больше фотографы изобретают способы их преодоления. Действие вызывает противодействие. В общем, снимать можно только то, что разрешено, но это не интересно и не достаточно. Успех фотографов определяется нашей готовностью преодолевать запреты. В результате я попадаю в абсурдную ситуацию: как взрослому мужчине мне приходится прятаться и бежать, как подростку, чтобы сделать хороший снимок для своей газеты.
Несмотря на все недостатки нашей нервирующей профессии — высокий риск, непредсказуемость, низкий доход — те, кто занимается фоторепортажем, любят ее за стиль жизни и драйв, которые гарантируются постоянной сменой тематики и мероприятий и за возможность влиять на людей через фотографию.
Сейчас вы работаете в медиахолдинге Коммерсантъ . Вам часто поручают ездить в русские провинции.
Задания редакции ограничивают ваше творчество, или фотожурналистика позволяет реализовать творческий потенциал?
В начале моей карьеры меня часто упрекали в том, что я снимал не то и не так, как ожидали от меня редакторы газет; но, несмотря на все возможные репрессии, я продолжал делать это по-своему, часто рискуя быть дисквалифицированным или уволенным. Как ни странно, эти обстоятельства привели к самому неожиданному результату: теперь мои клиенты интересуются моим личным видением и не пытаются втиснуть меня в рамки своих ожиданий.
Конечно, мне потребовались годы, чтобы завоевать эту творческую свободу, которой я сейчас наслаждаюсь.
Вы проводите мастер-классы по всему миру: Англия, Германия, США, Марокко, Грузия, Армения, Египет. Легче или сложнее снимать в незнакомых местах?
Одно из заблуждений состоит в том, что проще снимать на новом месте. Однако, когда вы находитесь там недолго, вы подвергаетесь лишним впечатлениям, как и любой человек в незнакомой местности. Однако для местных жителей темы, которые вы выбираете, тривиальны и обыденны. В итоге вы делаете банальные кадры, которые до вас уже делали много раз. Вы не в состоянии глубоко воспринять местную идиосинкразию и окружающую среду. У вас не хватает времени, чтобы оценить местную культуру, проникнуться духом места и, как следствие, сделать клишированные, предсказуемые фотографии. Однако иногда что-то идет не по плану, и чудом удается запечатлеть что-то неожиданное!
Чему вы учите своих учеников?
Я учу их тому, чему пытаюсь научиться сам: не копировать реальность.
Мир перенасыщен изображениями. Гораздо ценнее уникальный стиль художника, особенно оригинальный. Если вам дали разлинованную бумагу, пишите поперек строк. Когда все стреляют по правилам, попробуйте сделать что-то совсем другое. Будьте готовы к «случайным» подаркам судьбы, посланным вам в награду за ваши поиски.
Конечно, я говорю о практических навыках; например, как фотографировать людей без их разрешения. Нас с детства учат, что невежливо не только стрелять, но и смотреть на незнакомцев. Этот комплекс нужно преодолевать, потому что люди — самые интересные объекты для фотографа. Сложно моментально снять людей и при этом уловить ситуацию, когда контекст и тематика гармонично связаны; но это навык, которому можно научиться, как можно научиться многим другим навыкам нашего ремесла. Точно так же формы, ноты и краски доступны каждому, а умение жонглировать этими элементами и строить дворцы или создавать мелодии или картины можно развивать.
Есть ли что-то, что вы никогда не снимали бы и не публиковали?
У меня есть секретная папка.
Там есть впечатляющие фотографии, но чисто из этических соображений я их публиковать не буду, потому что в первую очередь нельзя нарушать этические законы. Если фото нарушило этические принципы, то ни «вау-эффект», ни деньги, ни слава не достойны борьбы с совестью. Важно помнить принцип «Не навреди». Вы знаете, фотографам свойственно снимать до того, как они поймут ситуацию. Объект захвачен, но показать изображение невозможно; в то же время фотограф не хочет его удалять, потому что он передает уникальные чувства. Не все так просто и однозначно… Давно известно, что фотографы – большие манипуляторы: с помощью определенных приемов они могут изменить смысл и восприятие фотографии на противоположное… Чем больше наша ответственность…
Как вы думаете, в чем секрет удачной фотографии? Свет? Сочинение? Запоминающийся сюжет или спонтанность, запечатление мгновения?
У меня нет готовых рецептов. Если бы это было так, я бы не делал плохих фотографий. Для меня самые ценные фотографии — это те, которые получаются неожиданно.
Когда я все просчитал, и все прошло так, как я задумал, нет ничего загадочного и непонятного. Наоборот, когда все идет наперекосяк, кадр приобретает уникальность, посланную свыше, и создается шедевр.
В чем разница между удачным и гениальным выстрелом?
Сделать манящий снимок совсем несложно. Каков наш критерий? Приятно и интересно смотреть? Но этого недостаточно, чтобы фотография вошла в мировую историю. Ежедневно в социальных сетях публикуются миллионы удачных фотографий. Гениальная фотография — это редкость. Я лично не могу вспомнить фото, которое было бы интересно из-за моих возможностей, расчетов или оригинального подхода. Ценная фотография получается не благодаря нашим усилиям, а вопреки им. Выходит из-за странных, неконтролируемых стечений обстоятельств. Только тогда можно говорить о чем-то уникальном.
В своих интервью популярный российский греческий дирижер Теодор Курентзис сказал, что музыку нельзя ставить так часто, потому что люди перестают ее слышать.
Сегодня мир переживает бум фотографии. Приводит ли это к обесцениванию фотографии? Что остается профессиональному фотографу? Какова миссия фотографа сегодня?
Да, количество фотографий постоянно растет. Контент создается с легкостью вдоха и выдоха. Люди захватывают себя и свой мир. В результате человечество постоянно копирует свою жизнь и занимается эгоизмом. Сегодняшний мир празднует нарциссизм и селфи. В этом потоке визуальной информации можно легко потерять хорошую фотографию. Понятия профессиональной и любительской фотографии размыты. Профессиональные фотографии – это те, которые клиент ожидает от фотографа. Но это не значит, что они лучше фото любителя, который из прихоти, из любви может создать что-то лучше, чем скованный сроками и пресловутым каноном профессионал. Я всю жизнь зарабатывал фотографией, но считаю себя больше любителем, чем профессионалом, потому что свои лучшие кадры я делал, когда был поглощен процессом, потому что я действительно люблю фотографию, а не потому, что умею делать деньги через фотографию.
Честный фотограф делает фотографии для себя, а не для того, чтобы порадовать публику.
Но у вас широкая аудитория. Ваши поклонники интерпретируют ваши фотографии, цитируют стихи и соревнуются в остроумии. Насколько для вас важна обратная связь от вашей аудитории?
Трудно полагаться на комментарии в социальных сетях. Одно дело — реакция коллег, мнением которых вы дорожите, и другое — отзыв некомпетентного человека. Когда-то я думал, что у меня репрезентативная аудитория, поэтому, если моей аудитории понравилась фотография, она была хорошей, а если нет, то фотография была плохой. Позже я увидел ошибочность этой идеи, потому что иногда кадр может быть не оценен современниками, но через 10-15 лет он подвергается переоценке. Время меняет восприятие фотографии. В зависимости от аудитории, окружения и даже поколения одна и та же фотография воспринимается по-разному. Новое поколение усматривает то, что упустили современники. У каждого фотографа, в том числе с мировым именем, есть портфолио от 10 до 50 фотографий.
Со временем часть из них отсеивается, часть заменяется. Это процесс творческой эволюции.
Как и Альфред Эйзенштадт, вы увлеклись фотографией, когда вам было 13 лет. Какой из ваших снимков День виджея на Таймс-сквер?
Есть фотографии, которые позволили мне кому-то помочь. Как фотожурналист, я ценю их, невзирая на их художественные качества.
Есть исторически значимые фотографии. Несколько лет назад в России отмечали годовщину победы в Великой Отечественной войне, и вдруг всплыла старая фотография ветерана, который, кажется, теряет своих товарищей. Она была опубликована на Западе и стала популярной.
Большинство выстрелов подобны исчезающим кругам на воде: их эффект ослабевает и, наконец, угасает. Но у некоторых рябь распространяется и растет. Эти кадры вписаны в историю визуального опыта человечества.
Я читал ваш рассказ о том, как вы сфотографировали рабочего, прыгающего через открывающийся мост.
Вы настаивали, что это произошло по чистой случайности.
Было. Я никогда не приписываю успех своих бросков себе. Моих личных качеств недостаточно, чтобы сделать хорошую фотографию. Это случай, или провидение, или Господь может открыть что-то через фотографа. Я всего лишь портал.
Но не все могут замечать предметы и ситуации, которые замечаете вы.
Кто ищет, тот обязательно найдет. Это своего рода сверхъестественное «окно», которое открывается. Некоторые называют это вдохновением, интуицией, озарением. Слова не имеют значения. Иногда он хлопает, и я иду пустой, размышляя, почему ничего не получается.
В повседневной жизни вы смотрите на мир через видоискатель?
Имеются некоторые профессиональные уродства. Я сижу с друзьями и отлично разговариваю, но какая-то роботоподобная часть меня будет отслеживать освещение, рассчитывать зоны фокусировки и замечать расположение предметов. Это происходит автоматически.
С другой стороны, фотографы уязвимы, потому что их фотографии рассказывают о них зрителям. Их разоблачают выстрелы. Фотография в этом смысле — стриптиз души или медицинские записи для психиатра.
Как писал Набоков, вторая книга самая трудная, потому что первая всегда об авторе. На самом деле, как вы сказали, все книги рассказывают об авторе. Что ваши фотографии говорят о вас?
Возможно, вы видите это лучше, чем я. Многие зрители говорят: «Это явно фото Петросяна. Это петросянщина ». Для меня разница не очевидна. Пожалуй, в моих работах преобладает изображение эмоций.
С кем из ваших западных коллег вы хотели бы встретиться? Возможно, вам было бы интересно пригласить своих зарубежных коллег и любителей фотографии в Санкт-Петербург для участия в вашем мастер-классе.
Я открыт для общения с теми, кто работает на одной волне. При таком сотрудничестве не существует даже языкового барьера; снимается взаимной радостью интуитивного понимания, для которого не нужны слова.
Фотографы общаются посредством изображений, а не слов.
Недавно вы получили грин-карту, но решили остаться в России. Мотивы вашего решения могут быть глубоко личными, но я хотел бы спросить о вашем отношении к современному человеку, живущему в России. Что это за человек?
Мое решение не окончательное, но корни, связывающие меня с Россией, сильны. Что я могу сказать своей фотографией человеку, находящемуся далеко? Но здесь я чувствую, что живу в нужном месте в нужное время. Российское общество сегодня не является единым. Как показывают многочисленные драматические ситуации, единого мнения нет. Жизнь в России далека от пасторальной райской идиллии… С другой стороны, чем драматичнее жизнь, тем сильнее фотографии. Впрочем, для меня все можно передать простой формулой: фотография, как и любое другое искусство, о любви. Когда есть любовь — неважно, какая, к кому, к чему, ответная или безответная, где, когда, почему — фотография процветает. Ничто не может устоять перед любовью!
¤
Ольга Уэр родилась в Советском Союзе, преподавала в российских университетах и работала письменным и устным переводчиком во Всемирном банке.
В 2003 году переехала в США и в настоящее время преподает русскую литературу.
Россия, которую вы никогда не увидите на открытках…
Опубликовано