Психотические портрет картинки свободный вектор
Этот сайт использует куки. Продолжая просматривать, вы соглашаетесь на использование нами файлов cookie и других технологий отслеживания. Узнайте больше здесь.
Пожаловаться
Скачать (471,6 КБ)
Психотические портрет картинки
Психотическими остров картинки
Valessiobrito Японии женщина черно-белые картинки
Advoss футбольный мяч картинки
Коктейль Молотова клипарт
- Боковой вид самолета картинки
Флагшток картинки
Плавательный утка картинки
- полет чайки картинки
»Картинки с выставки”
Портреты Ренессанса
Александр Генис: Накануне Валентинова дня кажется особенно уместным навестить идеальных мужчин и женщин, или, пользуясь другими, возвращающими нас к исходным понятиям словами – леди и джентльменов. Это можно сделать в »Метрополитен», где музей элегантно открыл 2012 год щедрой выставкой ренессансного портрета, которая позволяет не только побывать в другом времени, но и подружиться с ним.
Искусство, однако, не может открыть секрет успешной политики, но позволяет познакомиться с людьми, которые ее делали. С этой точки зрения самый наглядный экспонат выставки – посмертная маска Лоренцо Великолепного. Мятое лицо, сложная, асимметричная архитектура костей, яркая, острая внешность характерного актера, который мог бы играть любую роль в театре Шекспира, но предпочитал флорентийскую сцену. Такими же, судя по портретам, были его земляки и современники. Художники писали их в профиль, как на монетах, медалях и рельефах.
Флорентийские художники часто начинали ювелирами, а их живопись шла от скульптуры. Если в сыром мареве Венеции мастера растворяли абрис в цветном воздухе, то в сухой и трезвой Тоскане сохранилась черта, будто вырезающая камею. Открыв перспективу, флорентийцы мыслили, как нынешний Голливуд — в 3D. Поэтому бюсты их знатных горожан можно и нужно обходить кругом, попутно поражаясь искусным мелочам — швам, кружевам, завиткам и кудрям. Только пропитавшись купеческой роскошью, мы решаемся посмотреть им в лицо — сами они, глядя поверх голов, на нас, конечно, не смотрят. Нос крутым углом, костлявые, как у щуки, лица тонкой лепки и ажурной выделки. Кожа льнет к черепу, словно шелк к стулу. Сжатые челюсти, твердый, но живой взгляд. Они знают себе цену, спокойны при любом раскладе, умеют не только считать деньги, но и слушать Данте, которого за общественный счет каждый день читали на площади у Синьории.
Женщины Ренессанса были совсем не похожи на его мужчин. Еще и потому, что портреты писали с девочек, чтобы выдать замуж. Женщина была социальным лифтом, рычагом престижа, дорогой к богатству и знатности. Брачный торг обнажал и укреплял фамильные связи, превращая Апеннинский полуостров в грибницу знати. В безмерно сложной, но всем понятной матримониальной системе дама считалась плодом и вкладом. Поэтому, чтобы ни писал Боккаччо, девиц стерегли, как в гареме. В прогрессивных семьях им еще разрешалось беседовать с женихом в углу, но никогда наедине.
Все девушки на портретах – девочки на выданье. Безгрудые Лолиты с еще пухлыми щеками, они даже не красивы, скорей – здоровы, что, собственно, и требовалось показать претенденту, рассчитывающему на наследников.
»Если муж – голова, — говорила моя мама, — то жена – это шея», и она действительно главная. Изгиб шеи определяет благородную стать. Голову держит не колонна, как у средневековых статуй, а стебель. Стройный и сильный он представляет лицо полуоткрытым бутоном, обещающим семейное счастье. (Даже Джульетте, если бы она, как все остальные, слушалась родителей).
Одну такую мы знаем лучше всего, потому что Симонетту Веспуччи любила Флоренция. Ее рисовали все, кто решался, Ботичелли еще и благоговел. Не осмеливаясь с ней заговорить, он поклонялся издалека и писал с нее мадонн, Весну и Венеру. На выставке вокруг ее портрета многолюдно, но тихо. В музее принято говорить шепотом, но тут лучше молчать, как в храме. Это – не портрет, а икона, но другой – более языческой – религии.
В сущности, Ботичелли написал Природу. А как еще изобразить ее всю и сразу? Таблицей Менделеева? Зигзагом молнии? Зеленым (не путать с исламом) флагом экологов?
Не мать и не жена, природа по Ботичелли — нежная плоть Земли. Ее волосы – колосья, прическа – урожай, взгляд – осень, наряд – зима, лицо – тихая грусть, а вся фигура – аллегория задумчивой меланхолии, разлитой в печальных садах романтиков.
В красавицах Ботичелли есть странная, почти мальчишеская угловатость, которой нет у Рафаэля. И, конечно, в их зыбких телах нет того праздника материи, которым угощает зрителя Рубенс. Нет тут и всепоглощающей страсти, которая превращала в фетиш натурщиц Пикассо. У Ботичелли женщина недоступна, как привидение. Она не от мира сего, потому что она и есть мир, и этого хватает, чтобы полюбить обоих. Модест Мусоргский Возрождение в музыке
Наше путешествие по Ренессансу мы продолжим вместе с Соломоном Волковым. Соломон, мне пришло в голову, что наша задача облегчается тем, что рубрика наша называется »Картинки с выставки» и музыкальная заставка к этой рубрике — из произведения Мусоргского, которое описывает картины. Насколько Мусогрскому удалось описать картины? Похоже?
Соломон Волков: Если бы не Мусоргский и его гениальный цикл »Картинки с выставки», никто о его приятеле — художнике Гартмане — наверное, не вспоминал бы, а именно выставка Гартмана, архитектора по профессии, и сподобила Мусоргского на свой цикл, который, конечно, гартмановские рисуночки превосходит во много раз по художественной силе и выразительности. У него такие наброски архитектора. Архитекторы, особенно успешные, очень любят выставлять свои эскизы, но очень редко эти эскизы производят впечатление самостоятельного вклада в культуру. Также произошло и в этом случае и, конечно, о Гартмане никто бы никогда не вспомнил, если бы не Мусоргский, который создал из своих »Картинок» вечный облик и России, и Запада, и русского взгляда на Запад, и взгляда на русскую историю — там все можно найти. И не зря это произведение привлекло внимание такого мастера французской музыки как Равель, который оркестровал его и в оркестровой версии, как мы знаем, этот опус Мусоргского тоже завоевал огромную популярность.
Александр Генис: Но сам по себе жанр музыкального описания живописи существовал и до этого?
Соломон Волков: Разумеется. И к числу пионеров в этой области мы можем отнести Франца Листа, человека, который вообще стоит у истоков того, что мы понимаем теперь под программной музыкой.
Александр Генис: То есть, музыка с сюжетом?
Франц ЛистСоломон Волков: Лист первый ввел такую описательную музыку, вывел ее на музыкальную сцену, дал ей полную легитимность, которую она с тех пор много раз утрачивала и опять возвращалась к этой описательности. Лично я — сторонник описательной музыки, я не считаю ее ущербной или второстепенной, как очень многие теоретики и очень многие снобы продолжают думать и сегодня, более того, я сторонник поисков программы даже в, так называемой , »чистой» музыке, а уж что здесь говорить о специфически музыке описательной. Так вот Лист, среди многих своих программных симфонических поэм и других опусов в этом плане, создал три тетради, или три тома фортепьянных пьес под общим названием »Годы странствий».
Александр Генис: Надо добавить, что Лист был самым путешествующим артистом своего времени, он изъездил не только всю Европу, но и всю Россию. Кто-то посчитал, что никто никогда больше не гастролировал, чем Лист.
Соломон Волков: Но многие сочинения, посвященные своим предыдущим путешествиям, он уже записал, когда жил в Веймаре. »Годы странствий» посвящены специфически Италии. Там, среди прочих произведений, вдохновленных итальянской культурой и литературой, есть две фортепьянные пьесы, одна из них связана с Рафаэлем и мы сейчас ее покажем. Это »Обручение Богоматери».
Рафаэль, как мы знаем, был самым влиятельным представителем итальянского Возрождения в первую половину XIX века, это был идеал для художников и, вообще, деятелей культуры первой половины XIX века. Не случайно Лист обратился к этой картине, попытался ее изобразить и, по-моему, это ему прекрасно удалось. Это настроение мистического созерцания, которое свойственно и картине Рафаэля, великолепно передано в опусе Листа. Он прозвучит в исполнении кубинского пианиста Хорхе Болета (по-моему, это замечательная запись), лейбл »London».
(Музыка)
Гектор БерлиозДругим композитором, которого заинтересовала фигура ренессансного художника (я понимаю здесь это слово в широком смысле, поскольку речь пойдет о Бенвенуто Чиллини, а он, как известно, был и скульптором, и золотых дел мастером) был Берлиоз — чрезвычайно романтический деятель, который всегда подчеркивал свой романтизм, и не случайно он выбрал Бенвенуто Челлини, который гораздо уже более близок к романтическому идеалу фигуры художника, нежели Рафаэль. Рафаэль это нечто идеальное, абстрактное. А Бенвенуто Челлини, потому что…..
Александр Генис: ….потому что мы его лучше знаем. Челлини оставил потрясающую автобиографию и, конечно, для меня это в первую очередь писатель, особенно еще и потому, что он гениально переведен на русский язык Лозинским. Дело в том, что Челлини был малограмотным и писал на чудовищном языке. Современники понимали всю прелесть именно неграмотного Челлини, поэтому они никогда не поправляли его, и Лозинский сумел абсолютно гениально перевести эту неправильную речь, он передал весь дух Ренессанса. Вы говорите — романтик, но, с другой стороны, это была личность настолько бешеная, настолько она была полна всего….
Соломон Волков: Романтическая!
Александр Генис: …что романтики мечтали быть такими, как он, это был для них недостигаемый идеал. Эта книга доставляет мне огромное наслаждение, я ее часто перечитываю…. Это как »Три мушкетера». Там он говорит, например, про своего врага: »Если ты не перестанешь делать того-то, я изрублю тебя на такие маленькие куски, что самым большим из них будет ухо». Вы чувствуете голос скульптора, который всегда помнит, как делается человек?
Соломон Волков: И какую деталь нужно изобразить. У Берлиоза опера »Бенвенуто Челлини» не принадлежит к числу самых удачных творений, он сам был ею недоволен. Там по сюжету речь идет главным образом об отливке знаменитой скульптуры Бенвенуто Челлини »Персей» — это, может быть, самое его знаменитое произведение, к этому приплетена любовная интрига, вся опера слеплена по мотивам книги Челлини, о которой вы сейчас говорили, и Бенвенуто Челлини отбивает и женщину у своего соперника, и заказ у этого же самого соперника — посрамление всех своих врагов. Все это передано в таком бурном берлиозовском стиле. Я эту оперу слышал и видел в мою бытность студентом Ленинградской консерватории, ее поставили в Малом оперном театре и она пользовалась успехом. Но ставят ее не очень часто, а гораздо чаще исполняют два симфонических фрагмента из этой оперы, один из которых очень популярен, это »Римский карнавал», знаменитая увертюра Берлиоза, а другой — гораздо менее, это — собственно увертюра к »Бенвенуто Челлини», и именно ее мы сейчас и покажем. Дирижирует Колин Дэвис, лейбл »RCA».
(Музыка)
Александр Генис: Соломон, если Рафаэль был идеальным художником Возрождения, то Микеланджело был самым трагическим художником Возрождения, и музыка, которая была посвящена Микеланджело, всегда тоже была очень драматичной, не так ли?
Дмитрий ШостаковичСоломон Волков: Вот эту эстафету музыки Листа, о чем, кстати, не всегда вспоминают, перехватил Дмитрий Дмитриевич Шостакович в ХХ веке, когда он, за год до смерти, сочинил цикл на слова Микеланджело в переводе Абрама Эфроса.
С этим связана любопытная история. Он сочинил эту музыку и все мучился тем, что перевод его как-то не устраивал. Не то, что он косноязычный, но он какой-то неловкий. И он обратился к Андрею Вознесенскому. Эту историю я знаю с обеих сторон, потому что мне оба ее участника рассказывали — и Шостакович, и Вознесенский. Он обратился к Андрею Вознесенскому с просьбой сделать новый перевод, что Вознесенский сделал с величайшей охотой, понимая, что он автоматически получает для этого своего опуса билет в бессмертие. Шостакович принял этот перевод с большой благодарностью, но никак уже сочиненную музыку не мог приспособить в эквиритмическом плане к этому новому переводу. Мучился страшно — ему было так неудобно перед Вознесенским! А Вознесенский, который мне об этой же истории рассказывал, был так обижен, так оскорблен тем, что Шостакович не воспользовался его переводом! Конечно, Вознесенский не проиграл в том смысле, что опубликовал этот цикл, это пришлось на один из юбилеев Микеланджело, так что он не остался в накладе. А сочинение у Шостаковича получилось потрясающее. Два номера из этого цикла Шостаковича как бы описывали, вслед за текстами Микеланджело, две скульптуры, которые Микеланджело воздвиг в усыпальнице Медичи во Флоренции. Первая из этих скульптур — »Ночь», а текст я сейчас прочту в переводе Эфроса:
Вот эта Ночь, что так спокойно спит
Перед тобою, — Ангела созданье.
Она из камня, но в ней есть дыханье:
Лишь разбуди, — она заговорит.
»Мне сладко спать, а пуще – камнем быть,
Когда кругом позор и преступленье:
Не чувствовать, не видеть – облегченье,
Умолкни ж, друг, к чему меня будить.
Вот я это прочел, и это звучит, ложится.
Александр Генис: Шекспир — »быть, или не быть?»
Соломон Волков: А настроение этого скорбного раздумья прекрасно передано Дитрихом Фишер-Дискау, знаменитым немецким баритоном-басом, дирижер Владимир Ашкенази, лейбл »Decca».
(Музыка)
»Утро»А закончить я хочу номером из этого цикла Шостаковича, прямо противоположным по настроению. Речь там идет о скульптуре »Утро» в той же самой усыпальнице Медичи. »Утро», как мы знаем, совершенно иная по своему настроению работа Микеланджело, она очень эротичная, в ней действительно выражены надежды, связанные с утром и, конечно, какие-то эротические идеи Микеланджело очень сильно переданы в сочинении Шостаковича. Звучит это так в переводе Абрама Эфроса:
Нет радостней веселого занятия:
По злату кос цветам наперебой
Соприкасаться с милой головой
И льнуть лобзанием всюду без изъятия!
И сколько наслаждения для платья
Сжимать ей стан и ниспадать волной;
И как отрадно сетке золотой
Ее ланиты заключать в объятья!
(Музыка)
Виды ТосканыАлександр Генис: Сегодняшнюю живописно-музыкальную экскурсию по Ренессансу завершит небольшой травелог, рассказывающий о поездке на его родину – в Тоскану.
Тоскану называют вторым Манхэттеном, ибо сюда хочет перебраться каждый второй житель этого острова — остальные об этом только мечтают. Но ничего похожего на Нью-Йорк в той деревне, куда не без труда забралась съемная машина, конечно, не было. У ворот меня встретили две собаки, размером с баскервильских. Овчарка здоровалась молча, но волкодав повизгивал от удовольствия. Подняв тяжелую, как бюст, голову он, вздыхая от полноты чувств, требовал угощения, овчарка его ждала и брезговала хлебом без салями.
Занятые знакомством, мы не сразу заметили Мэгги. На своих коротких кривых ногах она не поспевала за взрослыми собаками, но достигнув цели, бесцеремонно их растолкала и рухнула на траву, подставив живот. Даже в этом избалованном зверинце она была примадонной. Другие псы охотились на зайцев, эта – на трюфелей. Одни собаки к ним равнодушны, другие их любят, но только специально подготовленные звери согласны делиться грибами с хозяевами. Юная Мэгги уже знала, где рыть, но еще для себя. Через семь месяцев ее отправят в монастырскую школу, где учат самоотверженности и отказу от мирских благ, включая трюфели, особенно – белые, дорогие, как икра, и редкие, как целомудрие.
Монастырь, куда отправится Мэгги, располагался под горой. Непомерные стены венчал романский свод, круглый, словно распиленная бочка. Внутри не было ничего лишнего. Собственно, необходимого — тоже. Эстетический аскетизм обнажал принцип – и архитектурный, и жизненный. За тысячу лет в монастыре мало изменилось, ибо светскому миру не нашлось, что предложить.
Монахов нам встретилось двое, и оба казались счастливыми. Один, молодой, играл с ребенком, другой, толстый, благодушно присматривал за туристами. Благочестие кончалось на холме, где красавица в синей форме вешала штраф на ветровое стекло. К монастырю спускалась не дорога, а тропинка. Она упиралась в церковь, которую охраняли два льва, добродушных, как псы Тосканы.
В детстве мне казалось, что Ренессанс придумал Сталин. В те времена Рафаэля печатали в »Огоньке», остальные художники ему подражали.
На самом деле все было иначе. Ренессанс не открыл наше время, а увенчал собой Средневековье, сложив его с античностью. Когда Рим уже и еще не был Римом, Флоренция считалась Афинами, что не мешало ей верить в Бога. Водораздел проходит по рубежу веков. В XV эта сказка родилась, в XVI исчезла. Но фрески остались. Главное в них — цвет.
В старинных городах, как в трущобах из Диккенса, все бурое и нет зелени. Такова до сих пор Сиена, что не мешает ей быть прекрасной. Обожженная глина кирпичей и почерневший кармин черепицы складывается в такую гамму, что боишься проснуться. Оно и не удивительно. Эта палитра тосканской земли, которая издавна служила художникам красками: к югу – »сиена жженная», к востоку — »умбра коричневая». Но так рисовали города, людей писали яйцами. Для стариков и демонов темперу замешивали на темных яйцах деревенских кур, светлые яйца городских несушек шли на мадонн и ангелов.
По сюжетам ренессансная картина не отличалась от иконы, но выполняла другую функцию. Икона переносит нас в иной мир, картина позволяет в него заглянуть — как в окно. Там всегда красиво – что бы ни изображал мастер: казнь, смерть или вечные муки. Красота — не цель, а побочный и неизбежный продукт искусства – конечно, не любого, а того, что мы так любим. Вдоховленный Платоном флорентийский художник, зная, что идеал недоступен, как солнце, писал его солнечными лучами.
Не будучи, разумеется, солнцем, лучи давали о нем представление, низводя небо на землю. Отсюда тут столько синего. Икона, не заботясь о правдоподобии, любила золото, XV век предпочитал ультрамарин, который стоил в десять раз дороже и украшал даже Богородицу. Но еще до того, как улечься на стене, цвет играл на площадях и улицах, когда их увешивали бесценными шелками. Как наш кумач, они создавали праздник и отвлекали от нищеты. О чем до сих пор можно судить по голубым подштанникам на бельевой веревке, расцвечивающим безобидный сиенский дворик.
В том мире жажда к цвету была так неодолима, что одноцветные штаны казались скучными — по сравнению с двухцветными и еще в полоску. За пределами цирка сегодня такой наряд кажется пестрым, но, как показал Версаче, только потому, что нам, всем цветам радуги предпочитающим черный, не хватает решительности и самовлюбленности. Люди на фресках нравились себе и другим, и, похоже, наслаждались жизнью. Собственно, поэтому все приезжают в Италию.
Я думал об этом в кафе городка с хвастливым названием Буэнконвенто. За соседним, выползшим на булыжник столике сидел дорожный рабочий в лазурном балахоне с оранжевой оторочкой, отражающей свет приближающихся фар. Сейчас они ему не грозили. Отложив рыжую каску, вытянув ноги в алых бутсах, он неторопливо курил, готовясь к будням. Я любовался им до тех пор, пока не углядел карабинера в мундире, который себе может позволить не всякая опера.
портретов чудесных лет
запечатлеть яркие моменты.
Посмотрите, как работает наша программа ниже!
Качество
Наша портретная программа специализируется на доставке высококачественных портретов в центры дошкольного образования.
Сервис
Мы собрали команду экспертов в области фотографии, которые специализируются на каждом аспекте обслуживания клиентов от начала до конца.
Satisfaction
Наши клиенты могут быть уверены, что их изображения хранятся постоянно и будут перепечатаны в случае стихийного бедствия или пожара.
Удобство
В каждом Центре есть специальный представитель по работе с клиентами, который координирует ваш День портрета. Мы настраиваем прямо в вашем центре и причиняем минимум неудобств вашему дню.
Наша портретная программа предлагает различные позы для каждого ребенка. Мы фотографируем братьев и сестер как вместе, так и по отдельности, используя различные выражения и позы, чтобы запечатлеть уникальную индивидуальность каждого ребенка. Снимки, сделанные нашими фотографами, обрабатываются и печатаются опытной производственной командой в нашей собственной ультрасовременной лаборатории обработки портретов, предназначенной исключительно для обучения фотографии в раннем возрасте.
ЗАПИСАТЬСЯ СЕЙЧАС
Что говорят люди
«Наш детский сад использует Wonder Years Portraits в качестве фотографа начальной школы с осени 2016 года, и они были замечательными».
Кристин Терренс
Станция Рейнбоу Хеймаркет
«Я просто хотел сказать вам спасибо! В этом году у нас был замечательный опыт использования портретов Wonder Years!»
Мишель Джапс
YWCA Новая Британия
«Ваш опыт и знания в области развития отношений с клиентами и владельцами малого бизнеса просто исключительны».