Цветы в машине ночью фото на коленях: Цветы на коленях в машине (38 фото)

Содержание

«Если ты сдохнешь, нам все равно». Как в Беларуси издеваются над задержанными

  • Елизавета Фохт, Анна Пушкарская, Оксана Чиж
  • Би-би-си

Подпишитесь на нашу рассылку ”Контекст”: она поможет вам разобраться в событиях.

18+. Внимание: текст содержит описания сцен насилия

Для просмотра этого контента вам надо включить JavaScript или использовать другой браузер

Подпись к видео,

“Мне положили в штаны гранату». Что делают с задержанными в Беларуси

В Беларуси после акций протеста, которые начались после президентских выборов, задержаниям, арестам и издевательствам подверглись тысячи людей. Многих избивали, унижали и морили голодом. Би-би-си поговорила с несколькими людьми, которые подверглись жестокому обращению в белорусских автозаках, тюрьмах и отделах милиции.

Алина Береснева, 20 лет

С 9 на 10 августа мы с друзьями возвращались из центра Минска и попали под раздачу ОМОНа. В акции протеста мы не участвовали, но меня все равно повалили на землю — на руке еще остались царапины — и нас упаковали в автобус.

Нас привезли на улицу Окрестина (в центр изоляции правонарушителей ГУВД Мингорисполкома — Би-би-си). На входе стоял мужчина, он приговаривал: «Суки, быстрее пошли!». Я спрашиваю: «За что вы так с нами разговариваете?» Он взял меня за шею и пнул в стену, сказав: «Суки, осматривайте пол, будете знать, где ходить, где гулять».

Нас, 13 девочек, посадили в камеру на четверых. Мы спрашивали сотрудника, можно ли нам сделать звонок, можно ли позвать адвоката, на что он нам отвечал: «Вы что, насмотрелись американских фильмов? Это вам не Америка, вам ничего не положено».

Автор фото, Getty Images

Подпись к фото,

Разгонами мирных акций занимались спецподразделения, натренированные на борьбу с террористами

Прошла ночь, примерно в 12 часов дня нас начали пересчитывать, спрашивали имя и фамилию. Мы понимаем, что не ели уже больше суток — у всех скрутило животы, все были голодные, мы начали просить еду. Мы были готовы заплатить. На что нам ответили: «Нет, суки, будете знать, за кого голосовать». Мы были в жутком шоке, что нам так отвечают. Это было ужасно.

Потом настал вечер, и мы начали замечать — а у нас была щель между кормушкой и дверью — что людей выводят и заставляют подписывать что-то, хотя они кричали и возмущались. Подошла наша очередь подписывать эти протоколы. Мы с девочками договаривались отказываться от того, что нам приписывают.

Пропустить Подкаст и продолжить чтение.

Подкаст

Что это было?

Мы быстро, просто и понятно объясняем, что случилось, почему это важно и что будет дальше.

эпизоды

Конец истории Подкаст

Я попыталась ознакомиться с протоколом, начала его читать, Говорю: «Дайте мне, пожалуйста, ознакомиться, под чем я подписываюсь». Мне в ответ: «Я тебе, сейчас, сука, расскажу, давай быстро подписывай, а то я тебя ****** [изнасилую] и еще на 20 суток засажу». У меня был шок, у меня текли слезы, их следы остались на том протоколе. Я подписала: «согласна», поставила свою подпись, даже не знала, за что я подписываюсь.

Нам обещали, что отпустят сегодня же. Мы думали, что забудем про всё, как про страшный сон, но не тут-то было. Нас завели обратно в камеры, потом переместили в другую, где уже было 20 девушек — всего нас стало 33. Это было полное издевательство.

Когда не было еды — это самый страшный момент. Я сама по себе сильный человек. Но меня в тот момент сломали. Я просто сидела, у меня настолько скручивался живот, что я не знала, что мне делать. Ты сидишь и понимаешь, как твой организм пытается справиться с этим, но не получается. И ты сидишь просто как маленький ребенок. Ты озлоблен, но у тебя нет сил, и тебе никто не поможет.

Автор фото, Natalia Fedosenko/TASS

Подпись к фото,

Родственники задержанных во время акций протеста у одного из изоляторов в Минске

Я не знала, что мне делать, просто сидела, свернувшись в кулек, у меня пошел холодный пот, и мне позвали врача. Я еле встала и через эту кормушку говорю: «Понимаете, я не могу стоять, мне плохо, у меня кружится голова». Она говорит: «Будешь знать, где ходить в следующий раз». Мне в итоге дали таблетку валидола — на голодный желудок. Я ее пить, конечно, не стала, чтобы не сделать себе еще хуже.

Прошла еще одна ночь. Мы решили, что если нам не принесут еду, то мы уже начнем кричать и звать на помощь. К 11 августа к нам приехали еще автозаки. Мы через окно видели, как над парнями издеваются. Они стояли почти полуголые на коленях попой кверху, руки у них были за головами. Если кто-то шевелился, то они били их палками.

У одной из наших девочек начались месячные. Она попросила: «Дайте, пожалуйста, туалетную бумагу». Ей сказали: «Майкой своей подтирайся». В итоге она просто снимала нижнее белье, стирала его и ходила, пока оно снова не пачкалось. Потом, когда была пересменка, пришла женщина, которая в итоге принесла нам бумагу. Мы ее просто боготворили.

Окна выходили на улицу. Мы видели людей, которые кричали: «Отпустите наших детей!». В соседней камере был мужчина, который сильно кричал, у него были проблемы с ногой. Ему три дня не могли вызвать «скорую», он не выдержал и начал кричать в окно, чтобы люди его услышали. Так сотрудник милиции открыл дверь — это было хорошо слышно, — начал его бить и говорить: «Сука, разминай свою жопу, сейчас я тебе кровь обратно в очко запихну».

Если бы была возможность как-то наказать тех людей, я бы с удовольствием это сделала. Все это разделило жизнь на до и после. Я раньше хотела поступать в МВД, быть сотрудником милиции, защищать народ, права человека, но после того как я побыла там, я больше не хочу этого. Теперь я просто хочу уехать из этой страны, забрать всех родных и близких, чтобы здесь не оставаться.

Сергей (имя изменено по просьбе героя), 25 лет

Меня задержали на третий день акций, 11 августа, около торгового центра. Работал не просто ОМОН, это был спецотряд «Алмаз» — элита, которая борется с террористами.

Когда мы увидели, как к нам идет колонна спецтехники, мы поняли, что можно только прятаться. Я сидел в укромном месте, какое-то время найти меня не могли. Так вышло, что я видел, как на площадке перед ТЦ на коленях стоят люди, которых избивают. Один из них упал, к нему наклонился омоновец, он поднял глаза, и мы встретились взглядом. В тот момент я подумал, что мне ***** [конец].

Меня тоже вывели на площадку. Тех, кто что-то говорил, били. Меня положили, немножко побили. У меня был с собой рюкзак с респираторами, масками. Один из офицеров посмотрел на него и сказал: «О, это какой-то организатор». Начали искать владельца.

Я решил не признаваться — понимал, что будет применяться дополнительное насилие. После нескольких минут избиения меня опять спросили, мой ли рюкзак. Я сказал, что не мой. Меня вывели за угол торгового центра три человека из спецназа. Руки у меня были связаны. Достали боевую гранату — я знаю, чем они внешне отличаются от светошумовых — и сказали, что сейчас достанут чеку, положат мне в трусы, я подорвусь, а они потом скажут, что я подорвался на самодельном взрывном устройстве. Что никто ничего не докажет и им ничего не будет.

Я продолжал говорить, что рюкзак не мой. Они положили мне в штаны гранату, отбежали. Потом вернулись и сказали, что я ****** [обнаглел], снова начали бить. Били в пах, били по лицу. Рюкзак велели нести в зубах. Пока мы шли в автозак, они продолжали меня бить руками по лицу. Если ронял рюкзак — били. У меня сейчас в итоге сколы на зубах.

Меня завели в автозак, там было человек 20. Нас кидали одного на одного. Сверху стоял омоновец, который ходил по людям. Ноги ставили на шею, начинали душить. У людей отекали руки из-за стяжек — кто жаловался, того били по рукам. В нашей машине был астматик, он начал задыхаться. Омоновец подошел к нему, положил ногу на горло, начал душить и сказал: «Если ты сдохнешь, нам всё равно».

Когда нас вывели на улицу, на земле была разлита краска. Мне обмазали ей лицо, пометили таким образом. Потом меня пересадили в другую машину. Там были четыре сотрудника с дубинками. Тебя кладут на пол, и они бьют тебя по ногам, приговаривая: «Это чтобы не бегал! Добегался!» Там я был один, возможно, туда водили и других. Девушек при мне не били.

Автор фото, Valery Sharifulin/TASS

Подпись к фото,

Омоновцы на акции протеста 11 августа

Потом меня вернули в общий автозак. Там были две девушки лет 18. Их провинность была в том, что они поднимали голову и обращали внимание на то, что кому-то в салоне стало плохо. После нескольких таких обращений к одной из них подошел омоновец, начал на нее кричать, схватил за волосы. Он каким-то образом отбрил у нее часть волос и сказал: «Вы — шлюхи, мы вас вывезем в СИЗО, закинем в камеру к мужикам, вас там ****** [изнасилуют], а потом в лес увезем».

Был парень, который не хотел разблокировать телефон. Его раздели догола и сказали, что если он не скажет пароль, его изнасилуют палками. Тогда он согласился, его кинули лежать к остальным.

Нас привезли на какой-то переправочный пункт. Мы вышли из автозака. Там был коридор из 40 человек до другого автобуса. Когда идешь по нему, тебя бьют. Падаешь — бьют, пока не встанешь — по ноге, головам. Когда я дошел до автобуса, я упал от удара. На меня опять обратили внимание спецназовцы, потому что у меня была майка солидарности с российскими политзаключенными. Меня дополнительно побили, а потом взяли за руки и за ноги и кинули в автобус, как мешок.

На меня орали, говорили ползти в определенную точку. Я полз медленно, меня снова били. Когда я дополз, я уже просто не мог двигаться. Ко мне подошел другой сотрудник, поставил ногу на спину и начал бить по голове дубинкой — но уже не простой резиновой, а с металлическим стержнем. Я это понял, потому что после первого удара меня выключило. Я перестал что-то чувствовать.

Он бил какое-то время. Потом сверху меня навалились люди. Мне было тяжело дышать. Тех, кто был сверху, продолжали избивать. Был странный выбор, непонятно, где хуже — наверху, где ты с воздухом, но бьют, или внизу, где ты задыхаешься, но тебя не бьют.

Потом нас высадили, был еще один «коридор», где били, нас пересадили в автозак в камеру «стакан». Он был рассчитан на три человека, туда затолкали восемь. Я был прижат к стене и увидел кровь — только тогда я понял, что у меня разбита голова. В какой-то момент я потерял сознание, это повторилось несколько раз.

Когда нас довели до учреждения, из-за травм и духоты я просто не мог стоять. Я вывалился из камеры. Они сказали: «Кажется, этот уже готов». Меня выкинули из автозака и бросили. Ко мне сразу подошли медики, они сказали, что у меня рассечена голова, все побито, точно есть сотрясение. Меня тошнило, изо рта шли слюни. После этого меня уже не трогали. Уже сами омоновцы стояли и рассуждали — умру я или нет.

Для просмотра этого контента вам надо включить JavaScript или использовать другой браузер

Подпись к видео,

«Настя, мама тут». Истории от изолятора в Минске

«Скорых», чтобы всех вывезти, не хватало, я лежал час. В итоге за мной приехали. В «скорой» я просил отвезти меня домой, а не в больницу, потому что оттуда участников акций забирают. Но из-за разбитой головы и подозрения на перелом ноги меня все же увезли в больницу.

Врачи понимают, что людей пытают, они стараются вывезти, кого могут. Суммарно мне наложили 12 швов на три раны, сделали операции, снимки. Через несколько часов меня из больницы забрали друзья. Из-за того, что у меня не было ни паспорта, ни телефона, мою личность так и не установили.

Пока меня били, я большую часть времени ни о чем не думал. Мне было страшно, я не ждал такого насилия. Я думал о том, чтобы сгруппироваться, чтобы сохранить здоровье. Но если честно, еще думал про эмиграцию. Что если ничего не изменится, мне будет страшно жить в стране, где тебя могут в любой момент убить, и никто не будет наказан. Страшно думать, что рядом с нами живут сотрудники этих структур, которые пытают людей и продолжают жить обычной жизнью.

Олег, 24 года (имя изменено по просьбе героя)

Я дальнобойщик, к политике никак не отношусь, не враг народа. Приехал неделю назад из рейса из Сибири. Посмотрел, что творится в интернете. Увидел, что дети выходят, бабушки. Я подумал — что я, молодой парень и буду дома отсиживаться? И пошел тоже.

Меня задержали [в ночь] с 10 на 11 августа, ближе к полуночи. Был хлопок недалеко от меня. Меня оглушило. Я увидел, что на земле лежит парень. Я хотел помочь подняться — а у него практически была оторвана нога. Ему светошумовая граната попала прямо в чашечку, колена уже не было.

Телефон куда-то завалился, я побежал искать «скорую». Мимо одна проезжала, я попросил медиков подъехать. Они попросили меня и еще нескольких парней остаться помочь. Метрах в двадцати стояли сотрудники ОМОНа — со щитами, оружием, автоматами.

Они нас не забирали, передавали другим нас не трогать. А потом подбежали со спины, положили быстренько, ударили по ногам. Завели руки за голову, избивали ногами. Врач пытался объяснить, кричал: «Что вы творите, мы тут не справимся, люди помогают!»

Нас сначала подняли, а потом через полторы минуты опять подбежали, избили дубинками. По пути в автозак били, в автозаке тоже били, кричали: «Ах вы твари конченые». Были ногами, руками, прилетало по всему телу. С нами сидел мужчина лет пятидесяти, инвалид второй группы. Он попросил таблетку, сказал, что ему плохо. Его постоянно избивали.

Когда большая камера в автозаке заполнилась, нас начали сортировать по маленьким — по шесть человек. Нечем было дышать, была только маленькая форточка. Мы полтора часа сидели в этой дымовухе. После этого нас отвезли на Окрестина. Когда мы выбегали, выстроился коридор из сотрудников милиции и ОМОНа. Мы бежали к забору — они нас избивали. Улыбались, говорили: «Хотели перемен? Будут вам перемены!»

Автор фото, Getty Images

Подпись к фото,

Сотрудники ОМОНа разгоняют акцию протеста в Минске 9 августа

Полтора часа мы стояли с опущенной головой на коленях перед бетонным забором. Там были камни, у меня до сих пор колени все синие. Если кто-то возмущался — избивали. Один человек кричал, что он офицер ФСБ. Его окружили, дали в солнечное сплетение, его человек пять месили дубинками. Репортера из России избивали, он кричал просто до ужаса. Били за любой вопрос.

Я пока стоял, не думал ни о чем. Было очень жалко людей, которых избивали. Мне периодически тоже прилетало. Потом нас завели в здание, пока мы бежали, чтобы сдать вещи, нас продолжали бить дубинками. После нас загнали в прогулочный дворик- там было человек сто тридцать, все стояли один на другом. Раз в два часа по десять человек водили в туалет и еще раз в час давали по две двухлитровых бутылки воды. Некоторые на них посмотреть не успевали, как они уже заканчивались.

Потом нас опять повели на улицу — по пути избивали, — поставили на колени и допрашивали. Затем всех отправили в камеру, пока мы туда бежали, нам продолжало прилетать. В камере — 120 человек, за сутки дали только воду и одну буханку хлеба на всех.

На следующее утро были суды, нас к тому моменту в камере осталось около 25 человек. Меня на суде согласились освободить, арест не назначили. Но после этого еще продержали до вечера. Мои личные вещи так и не нашли, пообещали отдать потом. Вывели на улицу, я видел толпу парней, лежащих лицом вниз. Их избивали, они кричали. А через забор стояли их родственники.

Сам милиционер, который с нами стоял, говорил, что это ужас, это страшно. Когда нас выводили через задний двор, нам сказали, что если мы подойдем к толпе, где были родственники и пресса, нас заберут, и мы будем синего цвета. Но когда мы вышли, люди к нам подбежали как к героям — предложили сигарет, дали позвонить родственникам. В итоге у меня полностью отбиты ноги, спина и лопатки.

Марыля, 31 год

12 августа мы с друзьями после 23 часов возвращались домой на машине по пустому проспекту — в Минске уже не было пробок, как в первые дни протестов, когда машины блокировали. И недалеко от Стелы, где народ собирался в день выборов, нас остановил гаишник и велел съехать к обочине. Кроме машины ГАИ там стояло несколько «бусиков» (микроавтобусов — Би-би-си). Подошли люди в черной защитной форме, в черных балаклавах — кажется у них были нашивки МВД, но точно я не разглядела. Их было много, только на нашу машину было человека три. Они не представились, сказали, чтобы мы вышли из машины.

Нам сказали разблокировать телефоны, потом сотрудники стали смотреть, какие у нас есть фото и видео. Меня отвели в сторону, а парней поставили руками на машину. Парни открыли телефоны, и в галерее у всех были видео с предыдущих ночей — как машины стоят в пробке и гудят и так далее. Мы знаем, что по закону не обязаны это показывать, но когда около тебя стоит куча черного народа с автоматами или каким-то другим оружием… Они начали материться, кричали: «Вы хотели перемен? Мы сейчас покажем вам перемены!». Начали обсуждать, что с нами делать, решили везти в РУВД.

Забрали ключи от нашей машины, завели в бус, лицо водителя мы тоже не видели. С нами сели двое с оружием, и кто-то ехал сзади в нашей машине. Тут вспомнили про меня, сказали набрать пароль от телефона. Я говорю: «У меня руки трясутся». Один из них даже сказал: «Отстань от нее, зачем тебе это нужно». Второй — самый агрессивный — все же забрал у меня телефон и тоже начал говорить: «Вот, там видео с протестов…».

Нас завели во внутренний двор РУВД — там уже лежали на асфальте парни c машины, которую привезли перед нами, и девушка стояла возле стены. Меня поставили недалеко от нее тоже лицом к стене, а парней — вдоль другой стены. И я услышала удары и поняла, что бьют моего мужа — потому что тот, кто бил, говорил: «Зачем тебе белый браслет?». Это был белый резиновый браслет у мужа на руке — символ того, что мы за Тихановскую и за мирные перемены. Я хотела посмотреть, но те, кто стояли за мной, сказали: «Не дергай головой».

Пришли переписывать данные. Ко мне подошел сотрудник, видимо РУВД, без маски и в гражданской одежде — его лицо рассмотреть я тоже не могла, потому что стояла лицом к стене. Он сказал мне ввести пароль на телефоне, но говорил: «Машенька», «Если что нужно, обращайтесь», — такой супердобрый полицейский.

Пока я разблокировала телефон, успела удалить из него «Телеграм» и что-то еще, потому что слышала, как они говорили, что будут смотреть наши подписки. Он сказал: «Я сейчас посмотрю, что вы удалили», но у него не получилось.

Автор фото, Valery Sharifulin/TASS

Подпись к фото,

Участница акции протеста в Минске 11 августа

Ребят с девушкой из другой машины увели куда-то и потом нас тоже начали вызывать по фамилии. Пока я шла, тот, кто похож на омоновца, стал кричать, чтобы я опустила голову. А сотрудник в гражданской одежде говорит: «Не лезь к ней, все нормально». И тут произошла такая история. Нам уже сказали забрать свои вещи, отдали телефоны — но одному из друзей все время звонила жена, а у него была установлена на рингтоне песня Цоя «Перемен!». Ему велели выключить звук, а кто-то сзади сказал: «Не увозите их, они еще не выучили свой урок».

Нас повели и поставили лицом к другой стене двора. Парней — с руками за головой, я держала руки просто за спиной. Мужа, за то что он хмыкнул, ударили по ногам, сказали расставить ноги шире. Мне сначала сказали, что я могу стоять как хочу, но потом подошел еще один омоновец и сказал, чтобы я тоже поставила ноги шире. Все время давали разные команды и сложно было понять, чего они хотят. Парню, у которого затекли ноги, один омоновец разрешил поприседать, а другой подошел, ударил его ногой по ногам и велел встать к стене опять.

Стояли у нас за спиной и издевались, говорили: «Сидели бы дома». У нашего друга онемела рука, ему запрещали шевелить ею, но стали говорить: «Чего ты шляешься по протестам, если такой хилый». Говорили в основном теми же фразами, которые я уже слышала от знакомых, которых задерживали: «Вы в нас кидаете коктейли Молотова», «это Запад все оплачивает».

В конце мы услышали, как привезли еще какого-то парня, и ритмичные звуки дубинок о тело — несколько людей его очень жестоко избивали. Он просил не бить, но они матерились и били. Это было очень страшно. Потом его увели, а нам сказали, что будем стоять до семи утра, конца их смены. Потом кто-то подошел и спросил: «Кто тут самый буйный? Только не девушка». Его коллеги стали смеяться и показали на нашего друга. И его заставили отжиматься, под счет, говорили, чтобы он застыл в самой неудобной позиции, и обещали, что если не отожмется нормально, будут бить — все с издевкой и матом. Потом сказали приседать.

Потом нам сказали, что отпустят без протокола: «Надеемся, вы больше нигде не будете участвовать». Мы вернулись домой примерно в 2 часа ночи. У парней большие синяки от резиновых палок. Но мы останавливаться не собираемся, потому что это была их главная цель — запугать, но они сами нас боятся и воспринимают больше как врагов.

Я пошел в магазин, мне нужно было купить одежду, потому что после предыдущих акций у меня предыдущая поизносилась. Взял пакет с вещами. Доехал до улицы Дворец спорта и на полпути я увидел, что всех молодых людей, которые выходят из автобуса, сразу с остановки пересаживают в автозаки. Я начал это описывать для редакции. В момент, когда я это делал, ко мне подъехал автобус, оттуда выбежали люди, схватили меня за руки.

У меня выхватили телефон. Решили, что раз я что-то пишу и у меня есть интернет, я координатор. Они увидели фотографии спецтехники, предыдущих акций. Погрузили в машину и отвезли к автозак, в котором я просто сидел два часа. Я пытался объяснить, что я журналист, это их не очаровало.

Жесть началась возле РУВД «Московский», куда нас привезли. Автозаки открывают, людям заламывают руки. Если голова выше, чем надо — сразу прилетает по затылку либо дубинкой, либо щитом. Тащат волоком. Я увидел, что парня, которого вели передо мной, просто ради шутки со всего размаха долбанули головой о дверной косяк. Он закричал, поднял голову, ему еще привело.

Для просмотра этого контента вам надо включить JavaScript или использовать другой браузер

Подпись к видео,

«Журналистов не трогать». Что говорят в МВД Беларуси о нападениях на журналистов

Дальше то, что меня больше всего поразило — «людской ковер». Нас завели на этаж и первое что я вижу — люди, которые просто лежат на полу. По ним идут как омоновцы, так и ты. Мне пришлось наступить на мужчину, потому что когда я пытался его обойти, мне опять прилетело.

На полу кровь, испражнения. Тебя бросают на пол, голову поворачивать нельзя. Мне повезло, что у меня была маска. Рядом был парень, который попытался повернуться, ему со всего размаху берцами прилетело по голове, хотя он и до этого уже был сильно избит. Были люди с перебитыми руками, которые не могли ими шевелить.

Людей заставляли молиться. Завели парня, который молил: «Дяденьки, не бейте». Ему сказали, что его сейчас уроют, начнут зубы считать. Несколько ударов. Он уже захлебывается кровью, и омоновец ему говорит — «Читай «Отче наш!». И вот ты сидишь и слышишь, как парень разбитым ртом читает: «Отче наш, иже еси́ на небесех».

Самый страшный момент — это когда ты сидишь, а людей в коридорах, этажом ниже, избивают до такой степени, что они не могут говорить и воют. Ты поворачиваешь голову — на полу кровь, кричат люди, а на стене доска почета с улыбающимися милиционерами, которые это творят. Ты понимаешь, что попал в ад.

После пересменки выяснилось, что два человека из задержанных пропали. Они поняли, что уже путают людей, нас спустили в одиночные камеры — в каждую по 20-30 человек. Вентиляции не было, стоять можно было около стены. Через час от испарений все было мокрым. Тем, кто был в возрасте, становилось плохо, один парень потерял сознание.

Автор фото, Getty Images

Подпись к фото,

Сотрудники ОМОНа избивают задержанного на акции протеста в Минске 9 августа

Потом примерно через 16 часов после прибытия в РУВД нас стали очень жестко выводить и закидывать в автозак. Сидеть запрещалось, людей складывали штабелями в три слоя. Некоторые люди с травмами оказались внизу, им было нечем дышать. Они кричали от боли, к ним просто подходили, били их по голове дубинками, унижали. Это напоминало пытки гестапо, в обычной жизни невозможно представить, что это возможно.

Ходить в туалет было нельзя. Тем, кто просил, говорили ходить под себя. В итоге люди действительно ходили под себя, в том числе по большому. К тому моменту все уже перестали что-то просить — еще в РУВД поняли, что помощи не будет. Тех, кто жаловался, жесточайше избивали.

Когда автозак двинулся, людям разрешили расползтись. Но если кто пытался опираться на сиденья или поднимал голову — сразу прилетало. Потом омоновцам стало скучно и они сказали встать на колени и петь гимн Беларуси. Это снимали на телефон. Когда автозак ехал, окружающие машины сигналили. Но если бы водители знали, что творится внутри, они бы не сигналили — штурмом бы брали эти автозаки.

Я потерял самообладание через полтора часа. Я говорил: «Извините, я российский журналист, что я такого сделал?» Мне начало прилетать по почкам, шее, голове, ответа я не получил. Со мной был один парень, который говорил: «Пожалуйста, расстреляйте нас, зачем вы нас мучаете». А ему отвечали, что расстреливать никого не будут, потому что в тюрьме нас ждет еще больше боли и «петушить» нас будут по очереди.

Когда нас привезли в [изолятор] Жодино, нам сказали: «Прощайтесь с жизнью, тут вас будут убивать». Но к нашему удивлению, нас там приняли нормально. Сотрудники колонии проявляли жестокость только пока СОБРовцы не уехали. Люди были рады, что попали в тюрьму — больше всего они боялись, что их автозаками повезут обратно в Минск.

Там я оставался три-четыре часа. За мной пришел полковник, меня вывели, пошли искать мои вещи. Те, с кем я был, были рады, что меня отпускают и я смогу рассказать о том, что происходит. На выходе нас встретил представитель консульства. Меня выслали из Беларуси с запретом въезда на пять лет и увезли в Смоленск.

Если бы запрета не было, я бы вернулся работать в Беларусь. Там уникальные люди. Они воспринимают перемены со знаком плюс и объединены одной целью.

Наталья, 34 года

Мы шли по улице без приключений с подругами. Потом позади нас появилась толпа людей, убегавших от ОМОНа, затем и сам ОМОН. Несколько омоновцев пробежали мимо нас, а один, видимо, который устал бегать, прицепился к нам с подругой. Он говорил: «Че ты ржешь? Я вижу, тебе весело. А то, что милиционеру сегодня лицо порезали осколком бутылки, тебе тоже смешно, да?». А я не смеялась, я хотела, чтобы он с миром от нас ушел.

Но почему-то его это разозлило, он потащил меня в микроавтобус. В микроавтобусе уже были люди. Нас спрашивали: «Что, нравится быть мясом? Где ваша Тихановская? Где ваша Цепкало?»

Для просмотра этого контента вам надо включить JavaScript или использовать другой браузер

Подпись к видео,

«Пацаны, это уже позор»: в Беларуси бывшие силовики публично выбрасывают форму

Мы приехали в РУВД «Советское». На улице всех поставили лицом к забору, руками на забор. И мы возле этой стены простояли до утра следующего дня. Нас периодически переставляли. Отвели в подвал, где изъяли вещи, телефон забрали, отправили опять к этой стенке.

Кто-то [за стеной] подъезжал на машине и пытался включить Цоя «Перемен». И мы слышали, как милиция переговаривается между собой, что надо их тоже затащить сюда — вместе с «переменами». Какая-то девушка искала парня. Она, наверное, встала на крышу машины, потому что мы видели ее лицо за заборчиком. И менты переговаривались между собой: «Смотри, там какая-то кобыла стоит, иди сгони ее оттуда!». Они вот так про людей говорят.

Парней били. Одному парню сломали ребро, судя по всему. Девочка была с перебитой ногой — это ее [травмировали], когда брали, видимо. В первую очередь получали самые дерзкие. Потом подъехали автозаки и туда начали грузить парней. Там явно кого-то били. Видимо, туда грузили помногу человек, и я слышала: «Ноги под себя! Ноги под себя!», и слышны были удары и крики. Целыми автозаками их увезли куда-то.

Остались девчонки. Нас начали вызывать в здание РУВД и предлагать подписать протокол. В протоколе был написан бред — что я активное участие в митинге принимала и выкрикивала лозунги «Стоп, таракан!». Я решила, что я его подписывать не буду. Тех, кто подписал, отпустили сразу домой. Тех, кто нет — повезли на Окрестина в центр изоляции правонарушителей (ЦИП).

Автор фото, Valery Sharifulin/TASS

Подпись к фото,

Женщина с ребенком наблюдают за акцией протеста в Минске 10 августа

На самом деле там не все уроды. Нам попался «добрый милиционер», который сказал: «Так-так, пока никто не видит, можете написать смски домой». Не знаю, это роль такая или он действительно хороший, но хочется думать, что что-то есть человеческое в них.

В связи с наплывом огромного количества людей там была полная неразбериха. Нас должны были поместить в ЦИП, но оказалось, что там нет места и нас решили поместить в изолятор временного содержания. В ИВС тоже не было места и временно нас решили определить в так называемый «стакан» — помещение метр на меньше метра, нас туда засунули вчетвером.

Затем нас поместили в камеру на двух человек. Выдали один матрас. Из поверхностей помимо кроватей, уже занятых двумя женщинами, был стол, скамеечка и пол. Мы спали кто где: кто на столе — можно сказать на книжной полке — кто на матрасе поперек. Сутки мы, наверное, не ели, но потом начали кормить.

Когда подходили к концу наши третьи сутки и мы говорили, что нас должны выпустить, нам отвечали: «Вам тут никто ничего не должен». С тобой там говорят, будто ты какой-то зверь. Да даже разве со зверями можно так? Это другой какой-то формат людей, который и с нами общается, как с уголовниками, и друг с другом.

Спустя 74 часа, в ночь на 13 августа, нам сказали выйти из камеры, вывели на улицу, поставили лицом к стенке. Сказали, что вещи не отдадут — а в моем случае это телефон, паспорт, права, деньги. У кого-то это были единственные ключи от квартиры. Две девчонки продолжали возмущаться, тогда их ударили и сказали, что они идут назад в камеру.

Я повернулась на них и спросила: «Что вы делаете?», за что получила удар по лицу рукой и дубинкой по ногам. Злой мент спросил: «Кому тут еще вещи?», потом сказал убегать. У всех ботинки без шнурков, но нужно бежать к выходу. Нам говорили: «У нас там оцепление, попадете в него — вернетесь назад».

«Я бы сделал выбор в пользу сборной Грузии. При всей моей любви к России». Интервью с Ираклием Квеквескири

  • РПЛ
  • Россия
  • Европа
  • Сборные

Дмитрий Дерунец

5 октября 20:10

Ираклий Квеквескири / Фото: © NurPhoto / Contributor / NurPhoto / Gettyimages.ru

О договорняках в Венгрии, джетлаге в Хабаровске и разговоре с Юраном.

О договорняках в Венгрии, джетлаге в Хабаровске и разговоре с Юраном.

«Печально было уходить из «Динамо». Честно мечтал всю жизнь в одном клубе провести, как Акинфеев»

— Ты грузин, появившийся на свет в Абхазии буквально накануне войны.

— Я родился в 1990 году, из родных мест мы бежали в 1992-м. Отец отправил нас с мамой и дядей, чтобы мы спаслись, на корабле. Добрались, кажется, до Новороссийска, а потом на поезде в Москву. Через какое-то время отец приехал к нам.

Мы с абхазами близкие нации. Понятно, что война многое перевернула, люди были озлоблены друг к другу. К счастью, в последнее время ситуация меняется, представители наших наций стали жениться/выходить замуж друг за друга. Кровь смешивается, все становятся лояльнее. Я учу своих детей: не должно быть ненависти к определенной национальности. Человек либо плохой либо хороший, на свой/чужой людей делить нельзя.

— Чем занимались мама и папа? Как выживали в 90-е в Москве?

— Отец профессиональный футболист, мама оперная певица. Ни он, ни она по профессии не работали. Мама бралась за любую работу — убирала, продавала, устраивалась в кафе. Ей пришлось пройти через всё, чтобы вместе с отцом прокормить семью. Отцу было сложнее, он плохо говорил на русском языке.

Работал на стройках.

— Как ты очутился в футбольной академии «Динамо»?

— Родители работали на рынке у стадиона. Однажды дядя мне говорит: сейчас будет набор в школу по твоему году, попробуй. Я пришел с бабушкой, там было 100-150 моих ровесников. Тренер — Владимир Радиевич Шалин — сам отбирал детей. Давал определенные упражнения, отсеивал, нас осталось шестеро. Тренировались на Флотской улице, на ужасном гаревом поле. Примерно в 1998 году перебрались на Малую арену стадиона «Динамо».

— Кто с тобой работал в академии?

— Владимир Шалин, Царствие небесное. Человек, который привил любовь к футболу. Много потом было тренеров: Владимир Бодров, Сергей Никулин, Евгений Смертин, Сергей Силкин.

Я левша, сначала играл левого защитника. Потом тренеры начали отмечать навыки отбора, передвинули в центр разрушителем. С тех пор опорный полузащитник.

— Кто нравился больше всех в основном составе «Динамо»?

— Огнен Короман. Это было что-то с чем-то, как он обращался с мячом.

Нравился Кобелев. Но были такие футболисты, как Батак, Лео Фернандес, Точилин. Они делали черновую работу. Мало кто замечал, но они вносили большой вклад.

Огнен Короман / Фото: © ФК «Динамо»

Самый трогательный момент — выпуск. И радость, и разочарование, потому что покидаешь родной дом, если не подошел дублю. Детям очень часто приходится тяжело в психологическом плане: только что было комфортно, один коллектив, привык к ребятам, а тут резкая смена. В моем случае она закалила характер.

Шансов мне не давали. Может, Силкин один раз на сборы взял, посмотрели для галочки, и до свиданья.

— Почему не было шанса?

— Не буду судить тех людей, такая у меня судьба. Вы представляете, какой поток людей в Москву из регионов? Всех лучших со всей России собирают московские клубы. Конкурировать тяжело, больше в психологическом плане. Все хотят результат уже на уровне детей.

— Это правильно?

— Нет, считаю, что неправильно. Или мы развиваем футболистов, или гонимся за результатом. Футболиста нужно подвести к выпуску, чтобы он был интеллектуально развит, тактически обучен, получил хорошее футбольное образование. Тогда будет легче даваться переход. А когда у тренера задача обыграть ЦСКА, «Спартак», «Локомотив», стать первым по своему году, вот тут многие дети — не по футбольным причинам, а психологически — не выдерживают. И сдаются.

— Так было в твое время. Сейчас ситуация меняется?

— Точно не знаю, но молодым определенно дают больше шансов.

Печально мне было уходить из «Динамо». Честно мечтал всю жизнь в одном клубе провести, как Акинфеев. Идеальная карьера. Деньги никакой роли не играют — это история, честь клуба, честь твоего имени. К сожалению, как мечтал, не получилось.

«Бывало так, что первый тайм завершен, люди приходят прям в раздевалку, зачитывают бумагу, надевают наручники и уводят»

— Думал закончить с футболом, когда в «Динамо» с тобой попрощались?

— Хотел пойти в лингвистический, меня всегда тянуло к языкам. Слава Богу, у меня всё же получилось в футболе.

— А вдруг мы потеряли великого ведущего «Матч ТВ»!

— Да все еще впереди, карьера закончится, увидимся «на Матч ТВ».

— Представляешь, сейчас такой с бородой, весь Кавказ тебя бы только смотрел!

— А с бородой можно?

— Конечно.

— Тогда отлично.

Ну а в те времена за меня определенную сумму заплатила «Кубань», и в 2009-м перешел туда в дубль. Закончился контракт, предлагали в армавирское «Торпедо». Но как-то папа нашел знакомого, он предложил через его знакомых поехать на просмотр в Венгрию. 

Отправился в клуб «Печ» к тренеру Петеру Вархиди. Он раньше работал со сборной страны, приводил к чемпионству «Уйпешт», значимая фигура для венгерского футбола. Он меня посмотрел неделю и сказал: «Подходишь».

Вернулся в Россию делать рабочую визу. Пока ждал ее три месяца, Вархиди уволили. Приехал в «Печ», и все заново доказывать пришлось.

— Венгрия очень красивая страна. Влюбился в нее?

— Да. Пока играл, задумался над тем, чтобы купить жилье и остаться жить там. Но родители были против.

— Там твой первый профессиональный контракт.

— С моей зарплатой копить не удавалось. Д и не умел я, пока не женился. Купил айпад — считай, гульнул.

— Венгерский язык дико сложный. Ты опроверг все шаблоны и выучил его.

— Каждый день слышал плюс-минус одни и те же слова, логически додумывал, что они означают. Потом важно преодолеть барьер стеснения, когда ты боишься, что над тобой все будут смеяться. Я долгое время скрывал, что понимаю речи в раздевалке, сам переводил сербам, мы смеялись. Когда венгры стали переходить какую-то грань, я заговорил. Тут они меня очень сильно зауважали — получается, что выучил язык за год плюс три-четыре месяца. Мог спокойно объясняться, на футбольные темы разговаривать. Пять, максимум десять процентов иностранцев, приезжающих в Венгрию, вообще берутся учить язык.

Это проблема и легионеров в России. Русский язык тоже тяжелый, но ты обязан выучить какие-то банальные вещи, чтобы мог спокойно коммуницировать не только в раздевалке, но и за стадионом. Это уважение к культуре и стране. Многие этого не понимают, они просто приезжают на заработки. Это выглядит некрасиво.

— Станислав Черчесов не спрашивал совета?

— Думаю, он в моих советах не нуждается. А с вратарем и капитаном «Ференцвароша» Денешем Дибусом мы вместе играли за «Печ». Поддерживаем хорошие отношения, хоть сейчас и меньше общаемся.

— В Венгрии ты сталкивался с национализмом.

— Они часто вспоминают Советский Союз, все эти старые вещи, «Катюши», танки. Пусть всё без озлобленности, для них это шутки, для меня — не очень. Я как-то заказал бутсы, открываю коробку, на них написано «F… Russia». Им смешно, но нормальный человек так не поступит.

— То есть к тебе было отношение как к человеку из Советского Союза.

— Точно. Им без разницы — русский, грузин, узбек, армянин — для них все советские люди. И ведь так рассуждают молодые парни моего возраста. А значит, всё передается из поколения в поколение. То, что дома говорят, что в государстве говорят, то и передается.

Больная тема. Надо дома воспитывать детей правильно. Не делить на свой/чужой, плохая/хорошая национальность.

Ментально мы очень разные люди. Но если мне нужна была какая-то помощь, что-то отвезти/привезти, никаких проблем. Меня никто не ущемлял. А по шутке одного идиота не буду судить всех ребят. Для них Москва — вся Россия. Они просто не понимают наших масштабов.

Ираклий Квеквескири / Фото: © ФК «СКА-Хабаровск»

— Ты там серьезно столкнулся с договорняками.

— Да. И они нашли выход из этой ситуации. Искоренили их вообще везде, независимо от лиги. Какой резкий прогресс в футболе пошел — как начала играть сборная, венгерские клубы, стала развиваться молодежь. Венгры сейчас востребованные футболисты.

— Что надо было для этого сделать? Ты, получается, участвовал в договорняках?

— Никогда не участвовал в договорняках. Если бы участвовал, здесь бы не сидел.

Футболистов, которые играли со мной в команде, постепенно задерживали. Получается, они делали какие-то вещи, о которых не знала команда. Не только футболистов задерживали — администраторов, начальников команды, спортивного директора, генерального директора, судей. Масштаб колоссальный. Кого-то посадили, кто-то с жизнью покончил.

Бывало так, что первый тайм завершен, люди приходят прям в раздевалку, зачитывают бумагу, надевают наручники и уводят. Ну и цепная реакция дальше пошла — начали сдавать друг друга.

«Я вырос в России, но по национальности грузин. У меня две родины. Многие считают, что так нельзя говорить, но это полная глупость»

— После европейской лиги нужно делать шаг вперед. А у тебя — любительский «Квазар». Не было других вариантов?

— Не хотел играть в футбол. Не было мотивации. Бывает такое в жизни у человека. Мы уже поговорили о многих околофутбольных вещах, вот я с возрастом постепенно начал понимать, что такое футбол на самом деле. Есть вещи, которых не должно быть, но они есть. Это убивало во мне желание играть.

— Ты закончил играть в Венгрии и хотел закончить вообще?

— Да. Друзья квазаровские меня реанимировали. Играл за любительский клуб просто так, без денег, получал удовольствие. И в какой-то момент они сказали: «Ираклий, тебе надо продолжать карьеру». Согласился. Почти всем «Квазаром» мы переехали в армянскую «Мику».

— Потом грузинская «Гурия», вновь Армения и «Алашкерт».

— Больше жизненного опыта почерпнул там, чем футбольного.

— Дальше московский «Арарат».

— Вот он стал трамплином. Зарекомендовал себя, обо мне узнали в России.

— Какие у тебя отношения со сборной Грузии?

— Играл за молодежную сборную, после этого меня никто не звал. Если бы играл стабильно в РПЛ, наверное, вызывали бы.

— Сейчас ты играешь стабильно.

— Не знаю, может быть, их возраст смущает. Может, еще вызовут.

Я вырос в России, но по национальности грузин. У меня две родины. Многие считают, что так нельзя говорить, но это полная глупость. Мне Россия дала жизнь, воспитание, мои родители здесь жили, зарабатывали. Здесь вырос, получил образование, жена русская, родились дети. Уважаю эту страну так же как Грузию. Я люблю две страны, не могу, какую-то выкинуть из своего сердца.

— Сейчас Саба Сазонов делает выбор в пользу сборной Грузии. Вообще в России много людей в твоем положении: Захарян, Сперцян. Нет желания напомнить о себе федерации футбола Грузии? Ты в хорошем возрасте, у вас приличная сборная подбирается.

— Если они заинтересуются, буду рад. Что касается Сабы Сазонова. В интернете пишут разные вещи. Но тот, кто не проходил этот путь, не понимает, перед каким выбором стоит человек. Осуждать его — самое последнее дело.

Саба Сазонов / Фото: © РИА Новости / Алексей Филиппов

— Можешь представить, что раздастся звонок из сборной Грузии, и тут же Карпин позвонит?

— Не могу такое представить, но был бы счастлив. Это идеально.

— Как идеально? Надо делать выбор, Ираклий!

— Сделал бы выбор в пользу сборной Грузии. При всей моей любви и уважении к России. Не смог бы по-другому поступить в данной ситуации. Я по крови грузин, мои родители грузины.

— Как с женой познакомился?

— «ВКконтакте». Все легко и просто. Это был 2007 год, только-только начиналось общение в интернете. Пока играл в Венгрии, она ко мне периодически приезжала. Потом поженились.

— Как предложение делал?

— Банально. На колени, цветы, кольцо. И поехали.

— Ты легенда Хабаровска?

— Не могу назвать себя легендой. Часть Хабаровска в определенный промежуток времени. Там был счастлив.

— Тебя можно назвать москвичом. Когда подписывал контракт с Хабаровском, понимал, на что шел?

— Честно, нет. Первые три месяца вообще не понимал, где нахожусь. Ты хочешь спать, но у тебя мозг не отключается. Ты все время в таком состоянии, что организм никак не может приспособиться. Номер отбывать на поле не можешь, надо бегать, перебарывать себя… Это очень тяжело. В Калининграде выходим на поле вечером — это раннее утро по-нашему времени.

Бывает, когда всё подбешивает, когда крыша едет, ничего не ощущаешь, это выливается в желтые, красные карточки. Люди этого не понимают, они видят картинку. Да, мы футболисты, обязаны играть, это наша работа. Но тяжело.

«В бане в Турции на сборах лично говорил Юрану что у «Химок» шансов спастись от вылета нет»

— Сергей Юран — хороший тренер?

— Он дает результат, значит, хороший.

— Сезон-2021/22 вы в СКА-Хабаровск начинали под его руководством. Играли неплохо, шли высоко. За счет чего он дает результат?

— Мотивация. Из любого флегматичного человека он сделает очень эмоционального. Если надо, с каждым найдет общий язык.

Он точно поймет, что именно вам нужно, и вы точно забегаете на футбольном поле.

— Матом?

— Необязательно. Больше какие-то глобальные вещи наедине. В последнее время он мне говорил, что я не должен останавливаться. В сборной России нет опорников, ты должен расти, наверху лучше, стремись туда. Хотя мне уже 30 лет.

— Уход в «Химки» за неделю до рестарта чемпионата ты ему не простил?

— Как человеку — нет. Как тренеру — да.

Сергей Юран / Фото: © ФК «СКА-Хабаровск» 

— Пробовал поставить себя на его место?

— Да.

— И не ушел бы?

— Сто процентов не ушел бы.

— Но ведь это премьер-лига.

— Понятно, но он там уже был. Уже был в этом клубе. Он знает, что за история была один раз, второй и вот сейчас опять недавно. Ты нам ставишь в СКА определенные задачи, футболисты приходят под тебя и под задачу. И уходить за неделю до возобновления чемпионата, когда начинается важный отрезок для всего Хабаровска, для всех нас… При всем уважении, по-человечески его не понимаю.

Для своей профессии, для собственного прогресса он выбрал правильный путь, спас «Химки». Хотя все говорили, что те вылетят сто процентов. Я ему лично говорил, что шансов спастись нет — в бане в Турции на сборах, когда пошли первые слухи о переходе Юрана туда. Но в итоге они остались в РПЛ.

— Вашими молитвами. Через драму Хабаровска.

— Да. Мы ему помогли остаться.

— Помогли? Вас же переиграли.

— Переиграли? Я бы так не сказал.

— А я бы сказал, что вы мало забили дома в первой стыковой встрече.

— Это точно. Но другой момент — в ответной игре у нас 60-70 процентов ребят были головой уже в других командах, потому что у всех заканчивались контракты с Хабаровском. Еще и этот пенальти на 6-й минуте, который до сих пор не понимаю… Мы ментально проиграли эту игру.

— Серьезно? Вы, Хабаровск, выиграли первую встречу и, находясь в шаге от РПЛ, выходите на ответный матч головами в разных клубах?

— У многих ребят было так. Мы не играли так, как должны были играть.

— Каждый должен отвечать за себя. Ты бы остался в СКА, если бы вы вышли в РПЛ?

— Да. Но у меня был еще год контракта. Нас таких было трое — Михаил Гащенков, Владимир Сугробов и я.

— Помнишь, что говорил в адрес Юрана, когда тебя уводили в подтрибунное помещение?

— Все прекрасно помню.

— «Барсик», «Взяточник». Это я опускаю эпитеты. Готов повторить или извиниться?

— Повторять ничего не буду. Извиняться на камеру точно не буду. Если только при личном разговоре с Николаичем.

— Больше с Юраном не встречался?

— Нет. Если где-то увидимся в Москве, точно можем спокойно пообщаться.

— То есть эти слова не превратятся в топор войны между вами?

— Мы друг друга прекрасно знаем. Думаю, что мы можем спокойно посидеть и поговорить.

Ираклий Квеквескири / Фото: © ФК «Факел»

— Тебе бы хотелось это сделать?

— С человеческой точки зрения да. Из уважения к возрасту, не более того.

«Факел» не команда для битья. С такими болельщиками, в таком городе мы обязаны остаться в Премьер-лиге»

— После невыхода в РПЛ с Хабаровском какие у тебя были варианты?

— Три-четыре стопроцентных варианта с командами, которые ставят задачу выйти в премьер-лигу. Но такую возможность, который подарил мне «Факел», я бы не упустил никогда. У меня оставался год контракта, с Хабаровском были тяжелые переговоры, но, слава Богу, мы договорились.

Всё, что мог, отдал Хабаровску. СКА тоже мне многое дал, но я точно отвечал взаимностью. Попрощались без проблем, сейчас поддерживаем отношения.

— Первое впечатление от Воронежа?

— Наконец-то в 32 года ощущаю себя настоящим футболистом. Здесь сумасшедшая любовь людей. Какая бы ни была сейчас сложная ситуация, люди находят мотивацию, приходят, поддерживают, выплескивают положительные эмоции. Это просто сумасшедшая энергетика. Первый домашний матч — это что-то! Каким гулом они встречали каждое положительное движение от тебя или партнера!

— Это давление или помощь?

— Помощь. Ты подсознательно всё из себя достаешь, чтобы ответить им взаимностью. Чтобы люди ушли счастливыми после игры.

— «Факел» останется в Премьер-лиге?

— Однозначно останется. Это даже не обсуждается. Как бы все ни списывали нас, кто бы ни говорил, что мы андердоги… Я, кстати, не знаю, почему так? Как ни послушаешь «Матч ТВ»: то «Факел», то «Торпедо»… слабые футболисты, не того уровня.

Думаю, что «Факел» всем всё доказал за эти туры.

— Я это вырезать не буду. На «Матч ТВ» услышат и прочитают.

— Мы сыграли со всеми большими клубами РПЛ и доказали, что можем играть. Пусть у многих ребят мало опыта игры в премьер-лиге, а у некоторых его вообще нет. Мы не команда для битья, своего добьемся, мы на верном пути. С такими болельщиками, в таком городе мы обязаны остаться в Премьер-лиге.

Моя мечта — доказать, что я пришел в РПЛ, получил шанс в 32 года не просто так. Что я — нужный футболист, нужный человек. Как говорил Юран, здесь всё лучшее. Так и есть на самом деле.

Читайте также:

  • «Газон в Воронеже великолепный. Цыпченко не привык играть на таком» — Квеквескири ответил футболисту «Крыльев Советов»

Используя этот сайт, Вы даете согласие на использование cookies. На данном этапе Вы можете отказаться от использования cookies, настроив необходимые параметры в своем браузере.

«Это великая русская книга» – Weekend – Коммерсантъ

70 лет назад вышел роман Джерома Сэлинджера «Над пропастью во ржи» — наверное, самый известный в истории роман о душевных терзаниях трудного подростка. Для популярной культуры ХХ века история Холдена Колфилда стала тем же, чем «Страдания юного Вертера» для эпохи романтизма: по этой книге учились чувствовать, измеряли подлинность жизни, ее превозносили как писание и осмеивали как воплощение фальши. По-русски «Над пропастью во ржи» была впервые опубликована в журнале «Иностранная литература» в 1960 году в переводе Риты Райт-Ковалевой и тут же заняла особое место в истории русского чтения. Weekend попросил писателей, режиссеров, редакторов разного возраста рассказать о том, когда они прочитали сэлинджеровский роман, как отнеслись к нему тогда и что думают о нем сейчас

Эндрю Уайет. «Сын Альберта», 1959

Фото: Najonalmuseet, Oslo

Эндрю Уайет. «Сын Альберта», 1959

Фото: Najonalmuseet, Oslo


Юрий Норштейн, режиссер
1960 год, 19 лет

Знаете что? У меня такое впечатление, что я ее прочитал всегда. Такой парадоксальный случай. Как большое литературное произведение она во мне жила всегда, такое у меня чувство. А прочтение — это был просто формальный факт — сразу, как она вышла в «Иностранке». Там же мы прочитали «Зима тревоги нашей», там же — «Убить пересмешника», тогда русскому читателю досталось сразу много современной американской литературы. И Сэлинджер попал в этот пучок света, сияния американской литературы. Мне и моим ровесникам все в этой книге было очень близко и понятно. Потому что твои переживания не зависят, слава богу, от того, в каком обществе ты находишься, а зависят исключительно от тебя.

Самые сильные потрясения происходят в человеке тогда, когда в нем еще остается романтизм, но приходит и прагматизм, потому что он должен устраивать свою судьбу и как-то рифмоваться с обстоятельствами. О таких вещах у нас в литературе в то время не говорилось. И вдруг мы столкнулись с автором, который заговорил.

И для меня по сию пору остается одним из удивительных литературных свершений и одной из литературных загадок, что это повествование получило такое колоссальное влияние в мире. Сегодня весь мир заполонил этот мальчик-очкарик, а на самом деле подлинный герой, герой, которым насыщен воздух,— это герой Сэлинджера, конечно.

Когда герой в финале со своей сестрой — по-моему, он ее на карусели там крутит, я сейчас не помню уже,— радуется ее радости, то что может быть прекраснее? А он искал этой возможности — радоваться радости и быть в соединении с радостью других, просто мир не давал ему этой возможности.


Дмитрий Быков, писатель
1980 год, 13 лет

Я сразу прочел по-английски, это было внеклассное чтение в английской спецшколе. Главным образом для изучения молодежного сленга. Впечатление было самое позитивное, хотя раньше «Ловца» я прочел «Дневник Анны Франк», поэтому к страданиям Холдена Колфилда всерьез относиться уже не мог. Я понимаю, что нельзя поверять бунтарскую литературу вот такой реальностью, но все эти бунты, все эти дети цветов, Годары, Сартры — все это мне никогда не казалось серьезным, потому что я вовремя прочел несколько книжек из истории Второй мировой войны. Поэтому, как говорил Константин Кузьминский, «мне все это только чуть-чуть щекотно».

Но тогда, в 13 лет, мне все понравилось, а чем дольше я читаю и перечитываю «Ловца», тем больше мне кажется, что это абсолютно провокативная, абсолютно пародийная, очень насмешливая книга про молоденького глупого буржуа, который пытается бунтовать, но бунтовать не умеет, терпит ослепительный крах во всех своих начинаниях и под конец возвращается к своей рыжей сестренке-графоманке, которая вызывает, конечно, и умиление, и тоже, в общем, понятную иронию, как все пишущие дети. В общем, это такой отчет позднего Сэлинджера — ну позднего, в смысле, зрелого, которому уже 35 лет, о таком саморазрушении, жестокая насмешка над собственной юностью, примерно как Ленский в «Онегине».


Линор Горалик, поэт, писатель
1986 год, 11 лет

Я прочитала «Над пропастью» в очень тяжелое для меня время, и это оказалась (на тот, первый момент соприкосновения) немыслимая книга о валидации. О валидации детского страдания, детских эмоций, детского голоса; о том, что происходящее с ребенком может быть озвучено, проговорено и услышано со всей серьезностью, которой достойны взрослые обитатели этого мира. Холден Колфилд стал для меня символом «того, кто говорит вслух»,— и, может быть, с него началась моя обсессия с «правом речи», с желанием давать голос тем, кого никто не слышит и применительно к кому/чему даже идея речи и полноценного высказывания может казаться абсурдной.


Сергей Гандлевский, поэт
1966 год, 14 лет

Книга поразила меня, и это довольно странно, потому что у меня и у главного героя романа не было общего опыта. Он был старше меня, его обуревал юношеский максимализм, он имел реалистическое представление о взаимоотношении полов и даже нанял проститутку, хотя дело дальше болтовни и вымогательства не пошло, наконец, он изъяснялся на молодежном сленге. Ничего такого за мной в отрочестве не водилось, и тем не менее впечатление оказалось сильным. Из чего я заключаю, что просто-напросто на меня подействовала талантливая проза, намеренно нелитературный язык. Кроме того, книга стала моим первым знакомством не с детгизовской и приключенческой, а с настоящей Америкой — страной одиночества и самостоятельности. Кстати, сравнительно недавно я перечитал этот роман с некоторым разочарованием: он показался мне слишком уж прицельно подростковым. Теперь мне куда больше нравятся «буддистские» истории Сэлинджера, а рассказ «И эти губы, и глаза зеленые» кажется мне просто шедевром, образцом жанра.


Ольга Медведкова, писатель
1976 год, 13 лет

Я перечитывала эту книгу столько раз, что знала буквально наизусть. Это была именно русская книга, из «ловца во ржи» ставшая «над пропастью», с таким именно названием — придуманным уникальной переводчицей и поэтом Ритой Райт,— настолько отличным от английского, что об одном этом отличии можно было бы написать целую книгу. И с таким именно Холденом на обложке: черно-белая деталь картины американского художника Эндрю Уайета «Портрет сына Альберта» 1959 года.

Это лицо с обложки стало для нас, советских детей, родившихся в 1960-х годах, идеальным образом Подростка, не приспособленного к жизни взрослых, не желающего взрослеть, то есть адаптироваться к их лживому миру. Хотя позднее я перечитала большинство любимых в детстве и юности переводных книг по-французски или по-английски, эту книгу я никогда не перечитывала, эту книгу я так и запомнила «русской», в том числе и со смягченным жаргоном; привезла с собой в Париж в качестве предмета-амулета, и тут она пропала.

Предметность-амулетность этой книги заключалась в сочетании именно этой обложки с обращенным к нам лицом (смотрящим не прямо на зрителя, а по диагонали, но все же вперед, к нам) и особенности содержимого в ней текста. Эта особенность была не столько понятна, сколько ощутима с первого же прочтения: эта книга была ни на что (хотела сказать — ни на кого) не похожа. Во-первых, потому что она была ни про что. Во-вторых, в ней описывались сложные и странные эмоции, у которых не было объяснения, но по сравнению с которыми все остальное начинало вдруг казаться просто деревянным. И наконец, в-третьих, эта книга, в отличие от всего того, что я читала до тех пор, то есть определенное количество замечательных текстов, вместо того, чтобы вести за собой вглубь, в «туда», выступала из «оттуда» — и вела в «сюда». То есть продвигалась к читателю, надвигалась на читателя (как если бы у книги не было завязки, а одна только развязка, причем эта горка «завязка-развязка» с одной лишь видимой развязкой располагалась не параллельно реальности, а перпендикулярно к ней). Так что под конец читателю даже приходилось отпрянуть. Ибо книга заканчивалась у него под носом, под ногами, той самой, грозящей гибелью, разверзшейся пропастью во ржи, с тем чтобы он, как те дети, что носятся, не помня себя, был пойман, как мяч, с разбега, Ловцом.

Я хочу быть этим пойманным ребенком. Ловец, поймай меня. И я хочу быть этим ловящим Ловцом. Одновременно. Как такое возможно? А так. Это происходит, когда «я» становится «ты», а это уже из области чуда. Ибо речь идет отнюдь не о том, что «я» с «ты» сливается или даже встречается (ибо это «я» идет к тебе навстречу),— а о том, что в этом «я» — «ты» уже заложено. Это «я» — уже пойманное Ловцом «ты». Вот это и есть чудо, или, иначе говоря, событие. И в этом смысле этот текст мог быть написан о чем угодно.


Людмила Улицкая, писатель
1963 год, 20 лет

«Над пропастью во ржи» — чудесная книжка, и как всякая переводная книга того времени, открывала пропасть между советской литературой, которая лежала в книжных магазинах, и западной литературой того времени, которая была знакома в основном по машинописным перепечаткам. Обаяние этой книги было чрезвычайно велико, и мое поколение приняло этот роман с восторгом. Я, честно говоря, с тех пор его не перечитывала и не вполне уверена, что сегодня он вызвал бы такой восторг, как в те времена. Иногда полезно перечитывать старые книги. Но это занятие сопряжено с некоторым риском разочарования.


Максим Семеляк, редактор, писатель
1988 год, 14 лет

Книгу мне дала мама, когда я был в восьмом, что ли, классе, дала с некоторой значительностью — мол, пора. Прочитав, я в свою очередь всучил ее однокласснице — нашей местной Салли Хейс, но, по-моему, она отнеслась к ней точно так же, как сама Салли относилась к Холдену, и правильно, в общем, сделала.

Издание было то самое, первое — удивительный пепельный подросток-старичок на безымянной обложке заставлял вспомнить поговорку «каждый мальчик в свой чуланчик». Год спустя я прочел ее по-английски и взял в обиход соответствующую лексику, так что потом, общаясь изредка с американскими ровесниками, должно быть, изрядно фраппировал их соответствующим сленгом — ну это примерно как в Москве 1990-го изъясняться на наречии аксеновских стиляг: хиляю по Броду и все такое.

Разумеется, Холден Колфилд с его угловатым нарциссизмом на довольно продолжительное, но все же щадящее время стал мне ролевой моделью, однако не кумиром (истории про семью Гласс тряхнули меня сильнее). Конечно, его Нью-Йорк с его утками и пластинкой про крошку Шерли Бинз — это уже навсегда, и красную кепку я себе однажды завел. Но Холден все-таки был в первую очередь баловень и мажор, он казался мне немного прото-Себастьяном из «Возвращения в Брайдсхед», которое я прочитал примерно тогда же. Меня, в конце концов, не учили в престижной школе, я не таскал чемоданы из дорогой кожи, да и денег на проституток тоже как-то не водилось — check, как выражаются нынче, your privilege. То есть, если пользоваться классическим колфилдовским тестом на подлинность, хотел бы я этому мальчику позвонить? В принципе, не особо. Да он бы и не ответил.


Александр Иличевский, писатель
1989 год, 19 лет

Это было на втором курсе Физтеха, книга появилась на ночь у моего соседа по комнате — и так мы ее на двоих и прочитали, стоя на коленях и опираясь на кровать, как какие-то юные монахи перед алтарем. Сэлинджер заворожил речевой свободой прежде всего. Колфилд говорил со страниц так, как ни один из прежних героев нашего литературного фронта. Родители для меня всегда были и остаются лучшим примером геройства и мудрости, но вот против окружающей среды этот новообретенный голос запросто можно было направить. В целом уже в ту ночь стало понятно, что главный приём Сэлинджера — сконцентрированные вопросы без ответов, и да, так можно писать, особенно если вопросы хороши, а ответы не нужны.


Александр Миндадзе, сценарист, режиссер
1963 год, 14 лет

Конечно, это было событием для людей, особенно молодых, конечно, которые думают о жизни. Но я был школьником, у меня еще и головы-то не было, чтобы думать. Но я был абсолютно поражен, потрясен. Было впечатление совершенно чего-то другого, непривычного и, главное, свободного. Это был глоток свободы, очень серьезный и удивительный. Но я, к сожалению, уже не помню деталей, а это самое интересное всегда: что ты после этого делал, что ты говорил на другой день и так далее. Какое-то неведомое прежде чувство свободы — это я помню.


Анна Немзер, писатель, тележурналист
1993 год, 13 лет

Я прочла «Над пропастью во ржи» в том возрасте, когда как будто и нужно ее читать,— и когда, на самом деле, видимо, не стоит. Мне было от нее плохо. Никаким образом я не могла соотнести свой — канонически идиотский и сложный — пубертат с не менее мучительным холденовским; и я, не имея других вариантов, впала в бешенство — в то же, в которое впадала, читая Чехова. Я знала этот писательский лазерный взгляд, от которого ничего не скроется: ни обкусанные до крови ногти, ни прыщи, ни глисты, ни мелкое предательство; ни одна мерзость и детальность человеческого тела или души. Я это ненавидела. Я понимала, что бывает дар так проникать взглядом под поры кожи; и я знала это состояние, когда мир вокруг обрастает этими деталями и гнойниками и глаза некуда девать; а вот простить автору, что он не отводит взгляд, не могла. Кажется, не могу до сих пор. Видимо, именно так Макар Девушкин не полюбил «Шинель», но тут начинается исповедальность, о которой меня не просили.


Алексей Цветков-младший, писатель
1993 год, 18 лет

С одной стороны, я знал, что эта книга входит в канон интеллигентных мальчиков и девочек вместе с «Чайкой» и «Игрой в бисер», и именно поэтому, происходя из совершенно другой социальной среды, откладывал знакомство с этим текстом. С другой стороны, понимать героя мне было легче легкого. Я, как и он, первый раз попал в клинику неврозов в 17 лет, и так же, как и он, пытался написать там, как так вообще получилось.

Волшебная сила литературы состоит в том, что ты интересуешься зимней судьбою уток в Центральном парке Нью-Йорка, хотя узнать, что с ними зимой, не составляет никакого труда. Но ты не веришь интернету и продолжаешь считать положение уток настоящей драмой и буддистским намеком.

Образец прозы на грани нервного срыва. О том, стоит ли терпеть мир и что делать, если ты «стал» уже слишком взрослым для карусели, на которой крутишься.

Позже, когда все вокруг сделались такие психоаналитически грамотные, вошло в моду говорить о латентной педофилии этой ловли детей. Но я видел в этом образе только радикальный инфантилизм — обвешаться этими условными детьми, как гирями, чтобы не взрослеть и не ждать, какая станция карусели следующая.


Лев Рубинштейн, поэт
1965 год, 18 лет

Я знаю, что эта вещь сильно повлияла на поколение. Но уже не на мое, на тех, кто чуть-чуть моложе. Я прочитал «Над пропастью» уже после школы. Она мне понравилась, но и только. На меня остро влияли тогда другие вещи и книги. Например, Кафка, при чтении которого у меня повышалась температура. В самом буквальном смысле. Такое же происходило у меня иногда со стихами. А Сэлинджер остался в памяти как один из хороших и, что важно, блистательно переведенных американских авторов. Один из. Увы.


Мариэтта Чудакова, филолог
1962 год, 25 лет

Роман произвел на меня колоссальное впечатление. При его чтении становилось ясно, что мы живем, связанные по рукам и ногам. Перед нами предстал юный, но внутренне свободный человек

У него — одни только сильные чувства, слабых просто нет: «Если я что ненавижу, так это кино. Терпеть не могу». Он отрицает едва ли не все — от школы до семьи, и при этом удивительным образом нравственное чувство у него не нарушено. Эта чистота нравственного чувства, не замутненного какой бы то ни было идеологией (без которой в те времена, кажется, и тарелку супа нельзя было съесть), пожалуй, поражала и привлекала более всего.


Филипп Дзядко, редактор
1994 год, 12 лет

Уже со второй половины книжки я знал, что закончить ее читать надо будет как-то по-особенному. Мы с братьями по очереди гуляли с собакой; в тот вечер, когда книжка заканчивалась, я сказал, что пойду не в свой черед. Думаю, это была предпредпоследняя страница — там, где он идет в зоосад и еще не уверен, что Фиби пойдет за ним. А потом они от морских львов и медведей уходят к зимней карусели. Вот я взял эту книгу, кажется, она была в стыдноватой целлофановой обертке, но все равно потертая внутри по краям обложки, на страницах смешивался запах квартиры тетки, из которой пришла книжка, с запахом дачного чердака, но это было скорее приятно; про обложку мы шутили, что это детская фотография папы. И эти пред- и последнюю страницы я специально вышел читать во двор, под фонарь. Наверное, чтобы никто не помешал, или чтобы обозначить важность происходящего, или стать немного жителем этой книжки с мальчиком на обложке. Когда дочитал, почувствовал, что все закончилось — не только книжка, а что-то еще, что — не понимал. Почувствовал какое-то сверкание и страх чужой смерти. Грязный двор, собака на поводке тянет к кустам, ты стоишь с книжкой и стараешься ей соответствовать, а при этом видишь себя со стороны — как глупо выглядишь. Заплакал под этим фонарем. Навсегда полюбил фразу: «Откуда человеку заранее знать, что он будет делать? Ничего нельзя знать заранее!»


Михаил Идов, сценарист, режиссер
2008 год, 32 года

Я прочитал книгу в зрелом возрасте, сравнительно и реально, по заданию журнала Weekend — мне предложили оценить вышедший тогда новый перевод, уже не помню чей, он оказался плохим. Так что я прочел сразу и оригинал, и оба перевода. А до того я эту книгу сознательно избегал. Потому что это одно из таких произведений, о которых ты практически все знаешь по каким-то уже последующим их преломлениям в поп-культуре, и, знаете, как с какой-нибудь «Игрой престолов», которую я не смотрел ни одной серии, но возникает ощущение, что уже и не надо, потому что как-то другими способами все про нее узнаешь. На тот момент, когда я получил редакционное задание, книга уже потеряла способность меня как-то поразить, все-таки мне кажется, что идеальный возраст для нее — тинейджерский. Но это моя проблема, а не книги.

А вот перевод Риты Ковалевой-Райт — это такое самостоятельное произведение, которое очень многое значило для очень многих людей и набрало объективную, как мне кажется, ценность, в том числе литературную, в общем-то, соразмерную ценности оригинала, но параллельную ему. Поэтому это даже невозможно оценивать как перевод — это просто великое произведение советской литературы. Не имеющее никакого отношения к американской литературе — но великое, которое в свое время оказалось очень нужным миллионам людей.


Татьяна Толстая, писатель
1965 год, 14 лет

14–15 лет — возраст странный. В нем еще нету — во всяком случае, у меня не было — понимания, что такое хорошая книжка, плохая книжка, что такое выстроенная вещь. Понимание приходит позже — я очень отчетливо помню, как лет в 18 у меня появилось ясное ощущение, что такое хорошие стихи, при этом я по-прежнему совершенно не понимала, как узнать, что такое хорошая проза. К тому же, как человек, происходящий из переводческой семьи, я всегда понимала, что читаю переводчика, переводчик до известной степени заслоняет автора, и они у читающего соединены в сознании, как двуликий Янус. И хотя у меня не было никакого понятийного словаря, я ощущала, как перевод Риты Райт-Ковалевой подкрашивал этот текст чем-то женским. И сейчас, когда я оглядываюсь назад, то по-прежнему остается этот женский привкус текста. И он мне в данном случае совершенно не мешает. Потому что речь идет о подростке, это история подростковая, не мужская, и голос его не мужской, а это как бы умное женское «руление», оно очень хорошо.

Все эти ощущения существа, у которого тоже молодость, весна, прыщи и любовь, они тогда влились в нашу жизнь очень естественно, и эта естественность осталась в памяти. Здесь важно напомнить, что середина 1960-х — очень живое время, еще не прекратилась оттепель, 1965 год — это еще свобода и счастье. А в 1968-м я поступила на филфак, и старые преподаватели, которые понимали, что происходит, говорили: «бегите, покупайте книги — такие-то и там-то, пока еще их продают». Мы бежали и покупали, хватали эти книги, еще не понимая, что идет зима, что все будет медленно умирать, что глухая плита навалится и уже не отпустит до 1990-х.


Полина Барскова, поэт
1993 год, 17 лет

Хорошо помню, почему я засела читать эту книгу: кто-то из маминых знакомых сказал, что я похожа на главного героя, и я решила уточнить, так ли это. Помню впечатление узнавания, причем нерадостного: я в самом деле узнала себя в Холдене, узнала себя в «его» речи. Именно эта речь — неопрятная, блеклая, безрадостная, комковатая, показалась мне очень настоящей и, таким образом, даже оскорбительной, возникло острое желание пенять на зеркало. Хотя скорее связь здесь с Достоевским, с его уязвленным читателем Макаром Девушкиным, с его бесформенными жуткими подростками.

Именно такой я себя ощущала, отроковицей, из которой льются и выпрыгивают неопрятные, никому особо не интересные чувства и слова, причем именно в отношениях с городом.

Эта встреча с Сэлинджером не соблазнила, скорее оттолкнула меня, гораздо больше потом прельстили его изящные, идеально сделанные рассказы, где все казалось чужим и приятным.


Сергей Соловьев, режисссер
1960 год, 14 лет

Эта книга сразу стала частью жизни. И все. Не могу сказать, что мне именно запомнилось,— я просто знаю, что это часть моей жизни. Важнейшая. Совершенный способ взаимодействия с белым светом. Я там все понимаю — и меня там все понимают. Это не концептуальный труд. Это книга воздуха.


Юрий Сапрыкин, редактор
1990 год, 17 лет

«Над пропастью» я прочитал на русском и сразу на английском, хотя, по моим ощущениям, книга была идеально вписана именно в местный контекст — Холден Колфилд был как бы вариацией «Курьера» Шахназарова, типичным перестроечным юношей, сочетающим предельную искренность и тотальный цинизм. Да что «Курьер», кажется, вся страна тогда находилась во вполне холден-колфилдовском настроении — отрицания фальшивого мира, построенного взрослыми, и непонимания, что с этим миром дальше делать. Со временем стало понятнее, что вечное подростковое отказничество особенно хорошо работает, когда за ним стоит крепкий тыл частных школ,— но в 17 советских лет эта часть сэлинджеровской истории была совершенно непонятна. Подозреваю также, что этот холдено-курьеровский вирус, если подхватить его в правильное время в нужном возрасте, крайне сложно вывести потом из организма. Так или иначе, «Над пропастью» так и осталась прерывистым, но стойким эхом на всю оставшуюся жизнь. Когда я впервые оказался в Нью-Йорке, ранней зябкой весной, я зачем-то первым делом пошел проверять пруд в Центральном парке, не замерз ли он и есть ли там утки. Пруд не замерз, утки были.


Алексей Бартошевич, историк театра
1960 год, 20 лет

Я прочитал Сэлинджера тогда же, когда все прочие, то есть, кажется, на рубеже 1950–1960-х годов. Нужно признаться, что он меня не перепахал. Рядом были Хемингуэй, Брехт, а потом Томас Манн — лет пять я только его и читал. «Над пропастью во ржи» казалась мне тогда чем-то трогательным, ужасно симпатичным, но жил-то я «Волшебной горой», «Фаустусом», а потом «Иосифом и его братьями». С тех пор я ни разу «Над пропастью» не перечитывал, стало быть, о степени моей бесчувственности и недомыслия судить не могу.


Александр Родионов, сценарист
1991 год, 13 лет

Это было на даче, я нашел на полке такие из журнала вырезанные страницы, переплетенные, чтобы они стали как бы книжечка. Так часто бывает, когда тебе 13 лет, ты на даче и находишь книжку, о которой ничего не знаешь. На самом деле так было со многими книгами, стоявшими у дедушки с бабушкой в комнате,— это была их история, их поколения. Я будто зашел случайно в какой-то чужой мир, где эта книжка что-то особенное значила. Я был подростком, чуть младше самого Холдена Колфилда, совершенно не понимал его проблем при этом, жил в мире, где ничего похожего еще не было,— это было еще перестроечное время. И никаких даже поводов во внешнем мире не было думать, что наш мир будет в чем-то похож на Америку. Все реалии были абсолютно незнакомые, непонятные, и я просто воспринимал их как данность — как если бы я читал про крестоносцев или пиратов. Какая-то Америка, бейсбол, проститутки, кока-кола, какие-то автобусы — я просто принимал на веру, что бывают такие странные миры. Так что я был абсолютно эгоистическим и неквалифицированным читателем. Я потом читал о том, что убийцу Джона Леннона эта книга впечатлила так, что… А для меня это было наивное и неподготовленное чтение, которое принесло мне большую радость, и об этой радости я помню до сих пор. Но это все, что я о ней помню.


Наталья Рязанцева, сценарист
1963 год, 25 лет

Событием для меня лично именно «Над пропастью во ржи» не стала. Конечно, она мне понравилась, и все про нее говорили, и персонажи там интересные, точно вылепленные. Но она была уже очень знаменитая, эта книга, и я как-то не слишком высоко ее оценила. А вот рассказы меня тронули намного больше. Я сейчас дословно вспомню, кажется, из «Симора»: «Перед тем как сесть писать, надо, чтобы ты вспомнил, что ты был читателем задолго до того, как стать писателем. Ты просто закрепи этот факт в своем сознании, сядь спокойно и спроси себя как читателя, какую вещь ты хотел бы прочитать больше всего на свете, если бы тебе предложили выбрать что-то по душе?»


Лев Оборин, поэт, редактор
1999 год, 12 лет

Это был очень толстый советский сборник «Зарубежная повесть» в коричневом коленкоре. Кроме Сэлинджера, там были еще Кобо Абэ, Иштван Эркень и другие авторы — но меня они тогда совсем не заинтересовали. Потому что на Сэлинджере эту книгу передо мной раскрыл мой папа и сказал: вот, читай, это очень здорово. И пальцем провел по первой фразе: «Если вам на самом деле хочется услышать эту историю, вы, наверно, прежде всего захотите узнать, где я родился, как провел свое дурацкое детство, что делали мои родители до моего рождения,— словом, всю эту давид-копперфилдовскую муть». И я был сразу покорен, конечно,— и Сэлинджером, и Райт-Ковалевой. Дурацкое детство и давид-копперфилдовская муть показались невероятно смешными — хотя Давид Копперфилд был для меня тогда только иллюзионистом, которого показывали по телевизору.

Я прочитал «Над пропастью во ржи» очень быстро. Многое оставалось непонятным, раздражало и волновало: в первую очередь секс, которого у Холдена Колфилда так и не случилось. Я досадовал на него за эпизод с проституткой Санни и почувствовал облегчение, когда у Холдена ничего с Санни не вышло. О Джейн Галлахер, Салли Хейс, Фиби, Алли и самом загадочном Д. Б. я думал очень много. А сильнее всего меня поражало, какой непростой персонаж Холден: уязвимый и язвительный, натопорщенный, стремящийся ускользнуть, выхватывающий, на свое несчастье, взглядом все, что phony. Я на это вчуже откликался — Сэлинджер, мне кажется, может пробудить эмпатию и в читателе, которому вообще ничто похожее не знакомо. Холден проходит тот период, когда кажется, что все уже в жизни видел, хотя ничего еще толком не видел — зато все понимаешь, а дальше понимать будешь меньше и меньше. Может быть, он предупредил меня, что будет в жизни такое время.

У меня была тогда привычка рисовать карандашом иллюстрации к прочитанному. Холден Колфилд идет по Нью-Йорку, втянув голову в плечи,— это был мой лучший рисунок.


Алла Горбунова, писатель
2014 год, 29 лет

У моего близкого друга поэта Димы Григорьева есть такие строчки: «детям легко заблудиться в этих полях / за которыми пропасть, но на самом краю / земляника, малина, рябина, прочая благодать / и человек, чья работа — ждать. ..» Я это стихотворение прочла раньше, чем сам текст Сэлинджера, я его очень любила, и оно мне все время напоминало о том, что надо бы прочесть «Над пропастью во ржи». Но я его очень долго не читала, потому что я вообще мало читаю прозу. И только лет пять назад, наверное, меня мой муж уговорил почитать Сэлинджера. Поэтому на мое становление эта книга никак не повлияла, не была вовремя прочитана. Тем менее она произвела на меня очень сильное впечатление.

Авторское «я», наверное, которое стоит за этим текстом, степень его чистоты, открытости, ощущение, что этот текст написан таким славным парнем, с которым — как там написано, Холден Колфилд об этом говорит, что если писатель нравится, то ему всегда хочется позвонить-поговорить,— можно вот так поговорить по-простому о чем-то действительно важном. Без всякого наносного, без экивоков, а вот по-настоящему как-то. И весь текст — он вот так же, по-настоящему.


Кирилл Кобрин, редактор, писатель
1983 год, 19 лет

Я поздновато начал читать художественную литературу. И вот параллельно случилось две вещи: где-то я раздобыл переплетенные, знаете, вырванные из «Иностранной литературы» всякие замечательные иностранные тексты — люди, которые жили в то время, прекрасно помнят такие собрания сочинений разных писателей. Фолкнер там был, и Стейнбек, и Сэлинджер, и Маркес, и кого только не было. А с другой стороны, тогда Советы расщедрились на синюю толстую книжку, где были истории о семействе Гласс. И они попали в поле моего зрения одновременно.

Я много слышал о Холдене Колфилде, естественно, была масса всяких ссылок — и эта история не произвела на меня совершенно никакого впечатления. Какой-то кривляка, тинейджер, которых вокруг было тоже довольно много,— Rebel Without A Clue, как поется в известной песне. Хотя, конечно жаргон, который Рита Райт-Ковалева полуизобрела для этого молодого человека,— он производил какое-то впечатление, и это потом в моей жизни аукнется. А вот книга про Глассов — это был абсолютно шедевр.

Я до сих пор больше ценю и «9 рассказов», и «Симор: Введение», и «Френни и Зуи», и особенно «Выше стропила, плотники». И конечно, мне гораздо больше нравились все эти Глассы. И все это для меня уже тогда — я немножко знал биографию Сэлинджера — поставило под сомнение такой довольно банальный тезис, что вот бывают хорошие писатели, потом они начинают читать какую-нибудь философию, религию, погружаются в них и портятся. Про многих так говорят. Вот у Сэлинджера, с моей точки зрения, получилось все совершенно наоборот. Он написал несколько рассказов неплохих сразу после войны, потом «Над пропастью во ржи», а потом на него еще более сильное влияние стали оказывать и даосизм, и буддизм — кстати, обратите внимание, что среди источников странной религии у Симора был Лесков с его «Очарованным странником», это удивительно совершенно. И Сэлинджер стал писать все лучше и лучше. И дальше с ним произошло то же самое, что произошло в свое время с Беккетом или с Набоковым. Он просто понял, что он в этом языке может все, ему стало скучно, и без всяких мистических объяснений он просто перестал писать. Набоков и Беккет перешли на другой язык, а у американца Сэлинджера, который никаких языков не знал, такого варианта не было — он просто удалился, и все.

Но возвращаясь к «Над пропастью во ржи». Мне эта книга чем дальше, тем больше кажется страшной. И очень американской. Вы же помните, что у Чепмена в кармане, когда его схватили, была «Над пропастью во ржи». Это вообще учебник всех вот таких, не нашедших себе места белых американских подростков. Эта асоциальность, подозрительность к большим нарративам, их радикализм, который вроде бы никак не выражается… Вы понимаете: я фактически сейчас рисую портрет американских сторонников теории заговора, трампистов, антиваксеров. Это поехавшая умом Америка. В этом смысле «Над пропастью во ржи» — невероятно важный симптом. Холдену 14–15 лет в 1950 году, то есть родился он в 1935-м, и это очень любопытный год, это полупоколение — он старше на пять лет поколения Боба Дилана и рок-революции, они все были 1940-го, но при этом он младше людей, которые были битниками. И эти люди, которые родились в 1935 году, они действительно не могли себя как-то пристроить. С одной стороны, Керуак и Холден где-то в чем-то сродни, но все-таки невозможно себе представить Керуака, который ни во что не верит. Он верит во все. А люди, которые родились в 1950-м, были социально намного более ангажированы, они принимали участие в борьбе за расовое равноправие и во всех движениях конца 1960-х. Холдену в 1968 году было бы 33 года — ни то ни се, да? И об этом я тоже думаю: как Сэлинджер уловил вот это полупоколение и его промежуточность, что ли, если угодно, в американской жизни.


  • «Украл у мамы деньги, купил билет и пошел»: как все ходили в кино


Увлекательные истории за рукавами

Эти изображения вы видели тысячу раз, но что они означают и как они оказались на обложках ваших любимых альбомов?

Мы собрали 50 самых культовых обложек альбомов из инди-релизов Joy Division, Дэвида Боуи, Эми Уайнхаус, Nirvana, The Smiths, Strokes, Killers и других и погрузились в их предысторию. Некоторые истории создания этих каверов так же интересны, как и сами альбомы…

2

Смиты — Мясо — это убийство

The Smiths — Meat Is Murder : Исходное фото этого солдата, капрала морской пехоты Майкла Винна, было сделано в 1967 году. На его шлеме были написаны слова «Занимайтесь войной, а не любовью». Оно использовалось в качестве изображения для документа Эмиля де Антонио «В год свиньи» в 1968 году, но The Smiths изменили формулировку на «Мясо — это убийство» для своего альбома 85 года. Сообщается, что Винн все еще жива и живет в Австралии.

3

Эми Уайнхаус — Назад к черному

Эми Уайнхаус — «Назад к черному» : Эми опоздала на четыре часа на эту съемку, так как всю ночь веселилась на свадьбе своей подруги. Снятый в черной комнате в доме фотографа Миши Рихтер в районе Кендал-Райз, где шкафы были исписаны черной краской, это был последний снимок дня, когда ранний вечерний свет струился через эркер справа. Это был последний раз, когда Рихтер видел Эми.

Реклама

4

Нирвана – Nevermind

Nirvana – Nevermind : культовая обложка, задуманная после того, как Кобейн и Грол посмотрели программу о родах в воде, в конечном итоге была снята в общественном бассейне с трехмесячным ребенком Спенсером Элдоном. Когда возникли опасения по поводу изображения, на котором изображен пенис ребенка, Кобейн предложил наклейку с надписью: «Если вас это оскорбляет, вы, должно быть, тайный педофил».

5

Radiohead – Kid A

Radiohead – Kid A : «Основная идея гор заключалась в том, что они были пейзажами силы, идея многоэтажек и пирамид», – говорит художник обложек Стэнли Донвуд. Он и Йорк — под псевдонимом Чок, который он использует при создании произведений искусства — также были вдохновлены фотографией войны в Косово, закончившейся в 1999 году.0010

The Clash – London Calling : Фотограф Пенни Смит не хотела, чтобы этот размытый живой снимок использовался для обложки, но Джо Страммер и графический дизайнер группы Рэй Лоури отменили это решение, добавив характерные розово-зеленые буквы: Дебютный альбом Элвиса Пресли. Останки разбитого окуня теперь выставлены в Зале славы рок-н-ролла в Кливленде.

7

Joy Division – Unknown Pleasures

Joy Division – Unknown Pleasures : Известный художник Питер Сэвилл разработал конверт, основанный на изображении радиоволн, взятом из Кембриджской энциклопедии астрономии. Первоначальное изображение, созданное в 1970 году, затем было перевернуто, так что черный стал доминирующим цветом, что привело к мгновенно узнаваемому принту, который с тех пор воспроизводится на товарах.

Реклама

8

Оазис – Определенно может быть

Oasis – Определенно возможно : Одна из самых знаковых обложек из всех (точная копия комнаты была недавно смоделирована для специальной выставки), работа «Определенно может быть» была снята в гостиной Бонхеда с многочисленными выдающимися культурными ориентирами. – сцена из «Хорошего». «Плохой и уродливый», постер с изображением Берта Бахараха — на выставке.

9

Лед Зеппелин – IV

Led Zeppelin – IV : В ответ критикам, которые списали успех своих первых трех альбомов на шумиху, Led Zeppelin решили выпустить свой четвертый без названия. Вместо слов на обложке изображена картина певца Роберта Планта, найденная на антикварном корабле в Рединге. Сама пластинка отображает четыре символа или руны: по одной на каждого участника группы.

10

Блонди – Параллельные линии

Blondie – Parallel Lines : Этот классический конверт стал причиной увольнения менеджера группы Питера Лидса. Не сказав группе, он выбрал изображение, которое было отвергнуто Дебби Харри — «Лично я не думаю, что это отличный дизайн», — сказала она, — не сообщив об этом группе, которая надеялась, что это покажет их исчезновение и исчезновение. из монохромных полос. Лидса заменил Шеп Гордон.

11

Отель Neutral Milk – В самолете над морем

Нейтральный молочный отель – В самолете над морем : Основываясь на старинной открытке, Мангум попросил художника Криса Билхеймера заменить лицо женщины картофелем. Полученное изображение балансирует на тонкой грани между веселой ностальгией и чем-то гораздо более жутким.

Реклама

12

Боб Дилан – Боб Дилан, владеющий свободой

Боб Дилан – Боб Дилан : Снятый в 1963 году, на этом кадре Дилан и его тогдашняя девушка Сьюз Ротоло прогуливаются по улице Джонас в Нью-Йорке. Критик Джанет Маслин однажды написала, что обложка «вдохновила бесчисленное количество молодых людей сгорбить плечи, отстраниться и позволить девушке цепляться за себя», но на самом деле Дилану было просто холодно.

13

Бархатное подполье – Бархатное подземелье

The Velvet Underground – The Velvet Underground : Фотографии для обложки и обложки были сняты художником Билли Неймом, который жил в развратной нью-йоркской студии Энди Уорхола The Factory во время выпуска альбома. Его имя проверено Лу Ридом в «Это история моей жизни».

14

Sonic Youth – Daydream Nation

Sonic Youth – Daydream Nation : Фрагмент картины «Керце» немецкого художника Герхарда Рихтера, известного своими фотореалистичными работами. Оригинал был продан на аукционе Sotheby’s в 2008 году по ориентировочной цене 2,5 миллиона фунтов стерлингов, но был продан за 7,1 миллиона фунтов стерлингов.

15

Джефф Бакли – Грейс

Джефф Бакли — Грейс : Дизайнерский дуэт Ники Линдеман и Кристофер Аустопчук придумали концепцию обложки, и основное внимание уделяется внешности певицы. Выступая перед «Interview Magazine» в 1994 году, Бакли отказался от ярлыка мальчика с плаката: «То, как ты выглядишь, ни хрена не значит, если ты не умеешь петь или если ты груб с людьми».

16

Интерпол – Включите яркий свет

Interpol – Turn On The Bright Lights : Вдохновленный минималистичными цветовыми палитрами и художественным движением Баухаус, художник Шон Маккейб в конце концов использовал фотографию, сделанную в лондонском кинотеатре, в качестве яркого изображения на обложке дебюта Интерпола. «Они знали, что их звук и внешний вид имеют присутствие, и они хотели, чтобы [обложка] вызывала чувство благоговения и удивления», — говорит он об обложке.

17

Убийцы — Горячая суета

The Killers – Hot Fuss : Несмотря на хорошо задокументированные корни группы в Лас-Вегасе, здания, изображенные на обложке их дебютного альбома 2004 года, на самом деле располагались на строительной фабрике в Шанхае, Китай. Китайские иероглифы на крышах зданий читаются как «разработка строительных материалов».

18

Фу Файтерс – Фу Файтерс

Foo Fighters – Foo Fighters : Фотография на обложке старинного пистолета-дезинтегратора Buck Rogers XZ-38 была сделана тогдашней женой Грола Дженнифер Янгблад. Изображение вызвало споры из-за того, как умер Курт Кобейн, но оно предназначалось только для связи с научно-фантастической темой названия группы («foo fighter» — термин, обозначавший НЛО во время Второй мировой войны).

19

Каменные розы – Каменные розы

The Stones Roses – The Stone Roses : Обложка представляет собой картину под влиянием Джексона Поллока, написанную гитаристом Roses Джоном Сквайром (также известным художником), которая, как говорят, отсылает к беспорядкам в Париже в мае 1968 года. Лимоны, изображенные на обложке, относятся к фруктам, которые использовались в качестве противоядия от слезоточивого газа.

20

Да Да Да – Лихорадка

Да Да Да – Лихорадка, чтобы рассказать : Коди Критчело, фронтмен электро-панк-группы «Ssion», создал иллюстрации Карен, Ника и Брайана. Позже Карен сказала, что ее поразила его «сумасшедшая художественная чувствительность», сказав о произведении искусства: «Я считаю, что Коди — культовая легенда в процессе создания. Я был беспомощен перед его электрическим, малиновым очарованием».

21

AC/DC — Back In Black

AC/DC — Back In Black : Обложка классического 1980 LP был выполнен в простом черном цвете в честь бывшего вокалиста AC/DC Бона Скотта, который скончался в том же году, напившись до смерти.

22

Kraftwerk — человек-машина

Kraftwerk – The Man Machine : Поразительный взгляд на Лисицкого и Родченко, этот конструктивистский образ кажется угнетающим, но не прямо коммунистическим или фашистским: как сказал перкуссионист Карл Бартос, у него был «сильный военизированный образ, но это противоречие потому что мы носили красные рубашки, а не коричневые». Чтобы сделать иллюстрацию еще более запутанной, название появляется на четырех разных языках.

23

Пи Джей Харви – Подарить тебе мою любовь

PJ Harvey – To Bring You My Love : На обложках ее первых двух альбомов был изображен вок подруги Полли и давнего визуального сотрудника Марии Мохнач. Кадр «To Bring My Love» был сделан фэшн-фотографом Валери Филлипс на съемках клипа «Down By The Water», снятого Мохначем.

24

Удары – это все

The Strokes – Is This It : Снимок, сделанный фотографом Колином Лейном, изображает тогдашнюю девушку Лейна и был сделан спонтанно после того, как она вышла обнаженной из душа. «Мы сделали около 10 выстрелов. Настоящего вдохновения не было, я просто пытался сделать сексуальный снимок», — говорит Лейн об изображении.

25

Portishead – Манекен

Portishead — Манекен : Кадр из 10-минутного короткометражного фильма «Убить мертвеца», посвященного шпионскому фильму, в котором Бэрроу играет убийцу с крыши, а Гиббонс — обезумевшую жену человека, которого он нанял убить.

26

Wilco – Yankee Hotel Foxtrot

Wilco – Yankee Hotel Foxtrot : Появившееся вскоре после 11 сентября изображение двух башен на обложке Yankee Hotel Foxtrot, выделенных на пустом фоне, вызвало особый резонанс. На самом деле это башни-близнецы Марина-Сити на северном берегу реки Чикаго, и обложка была завершена до катастрофических событий.

27

Элвис Пресли – Элвис Пресли

Элвис Пресли – Элвис Пресли : В течение 47 лет считалось, что эта фотография, сделанная 31 июля 1955 года в Тампе, Флорида, была сделана Попси Рэндольф. Это было в августе 2002 года, когда эксперт по Элвису Джозеф А. Тунци обнаружил, что снимок на самом деле был сделан Уильямом V «Рэдом» Робертсоном. Стиль обложки на протяжении многих лет повторяли все, от Тома Уэйтса до Чумбавамбы.

28

Пикси – Дулиттл

Pixies – Doolittle : «Doolitle» был первым альбомом, где штатный дизайнер 4AD Воган Оливер заранее имел доступ к тексту. Таким образом, обезьяна упоминается в треке «Monkey Gone To Heaven», в то время как буклет также содержит косвенные ссылки на такие песни, как «I Bleed» и «Gouge Away». В 2013 году Оливер сказал, что это остается его любимым рукавом 4AD.

29

Лу Рид – животное рок-н-ролла

Лу Рид – Животное рок-н-ролла : Снимок на обложке приписывают малоизвестному фотографу ДеВейну Далримплу, который работал в 60-х и 70-х годах с такими артистами, как Уилсон Пикетт и психофолк-группа The Trout.

30

Франц Фердинанд – Франц Фердинанд

Франц Фердинанд – Франц Фердинанд : В разговоре о выставке обложек Domino Records в 2007 году арт-директор Мэтт Купер вспоминал: «Для такого простого дизайна он претерпел удивительное количество перестановок. На одном этапе задняя крышка была передней. Угол наклона логотипа — 13 градусов — навсегда врезается в мою память!»

31

Дэвид Боуи – Diamond Dogs

Дэвид Боуи — Diamond Dogs : Боуи появляется как получеловек-полусобака Хеллоуин Джек, лидер банды Diamond Dogs. Фотограф Терри О’Нил сделал снимки, которые затем были переданы бельгийскому художнику Ги Пеллаерту для обработки в виде картины. Руководители RCA беспокоились о гениталиях собаки на шоу и подвергли изображение цензуре. «Я думал, что это было очень грустно», — сказал позже Пелларт.

32

Slint – Spiderland

Slint – Spiderland : Обложка, на которой группа изображена в заброшенном карьере, была сделана не кем иным, как Бонни Принцем Билли (он же Уилл Олдхэм). Тем не менее, «Страна пауков» — единственная заметная находка певицы в дизайне обложек.

33

The Kinks – The Kinks Are The Village Green Preservation Society

The Kinks – The Kinks Are The Village Green Preservation Society : Снимок для обложки «Village Green…» был сделан в Kenwood House на Хэмпстед-Хит. Снимки сделал фотограф Melody Maker Барри Вентцелл. «Village Green…» станет последним альбомом с оригинальным составом Kinks, басист Пит Куэйф ушел в 1969 году.

Моррисси – Твой Арсенал : Изображения на передней и задней обложке — это живые снимки, сделанные на концерте 1991 года в нью-йоркском Колизее Нассау. Фотографом был визуальный художник и панк-певец Линдер Стерлинг, которого певец назвал «стойким и постоянным в [своей] жизни» с тех пор, как они встретились в 1976 году.

Crosby, Stills, Nash & Young – Deja Vu : Любитель Гражданской войны Стивен Стиллз хотел, чтобы обложка выглядела как фотография той эпохи (1860-е годы). Для этого группа взяла напрокат похожие наряды в магазине костюмов и попросила фотографа Тома О’Нила использовать старомодную камеру в деревянном ящике для съемки, которая проходила в арендованном доме Дэвида Кросби.

36

Лекарство – Распад

The Cure – Disintegration : Пол Томпсон и Энди Велла разработали все иллюстрации The Cure до этого момента, но для «Disintegration» Роберт Смит думал использовать кого-то нового. В ответ Томпсон и Велла перешли от своих обычных абстрактных рисунков к дизайну, сфокусированному на лице Смита, что некоторые расценили как сознательную уловку, чтобы выслужиться.

37

The Prodigy – Музыка для брошенного поколения

The Prodigy – Музыка для брошенного поколения : На этом альбоме есть два произведения искусства – кричащая обложка Стюарта Хейгарта и разворот иллюстратора ужасов Леса Эдвардса. Лиам Хоулетт нашел гипсовую голову на рынке Камден и попросил Хейгарта вылепить ее так, как будто она пробивает кожу. Многие интерпретировали это как визуальный ответ на криминализацию рейвов в 1919 году.94.

38

Пинк Флойд – Темная сторона Луны

Pink Floyd – The Dark Side Of The Moon : Лейбл Floyd не был доволен разворотным конвертом с призмой, настаивая на том, что он слишком минималистичный. «…Dark Side» все равно стал их самым продаваемым альбомом. Арт-группа Hipgnosis, создавшая дизайн, заявила, что призма предназначена для празднования знаменитого светового шоу группы.

39

Элтон Джон – Прощай, дорога из желтого кирпича

Элтон Джон — Goodbye Yellow Brick Road : Иллюстратор Ян Бек был выбран для обложки благодаря его работе над песней певца и автора песен Джонатана Келли «Подожди, пока они не изменят фон». Компания Elton’s Rocket Record Company была настолько поражена, что изначально хотела использовать ту же картинку. Элтон выглядит таким длинноногим, потому что Бек попросил своего более высокого друга Лесли МакКинли Хауэлла позировать для кадров.

40

Белль и Себастьян – Если ты чувствуешь себя зловеще

Белль и Себастьян — Если ты чувствуешь себя зловещим : В начале своей карьеры Белль и Себастьян отказывались фотографироваться, поэтому все их работы были взяты из архивных фотографий и снимков друзей в знак уважения к классическим рукавам Smiths. .

41

Разрушительные тыквы – Обожаю

The Smashing Pumpkins – Adore : Тогдашняя подруга Коргана, уроженка Украины Елена Емчук, которая участвовала в создании клипов на синглы с «Mellon Collie…», считается художественным руководителем «Adore». По сравнению с причудливостью «Меллон Колли…» готическая темнота основного изображения была указателем мрачности внутри.

42

The Ramones – Ramones

Рамоунз – Рамоунс : Панк-легенды изначально хотели обложку, похожую на «Знакомьтесь, Битлз!» для этого одноименного альбома, но после провальной фотосъемки, которую карикатурист Джон Холмстром назвал «выдергиванием зубов», выбрали абсолютную простоту: группа выстроилась. на фоне кирпичной стены, мастерски снятой фотографом Робертой Бэйли.

43

Блочная вечеринка – Тихая тревога

Bloc Party – Silent Alarm : Голый зимний пейзаж был сфотографирован фрилансером Нессом Шерри и выражает пустынную тему изоляции, одиночества и депрессии. Негативная версия той же фотографии была использована в более позднем выпуске «Silent Alarm Remixed».

44

Кейт Буш – Гончие любви

Кейт Буш – Гончие любви : Кадр Кейт, соблазнительно лежащей на обложке, приобретает довольно жуткий оттенок, когда вы обнаруживаете, что его сделал ее собственный брат Джон Кардер Буш.

45

Изломы – Изломы

The Kinks – Kinks : Обложку сделал Клаус Шмаленбах, который работал с группой над несколькими их последующими релизами. Позже он стал исполнительным директором звукозаписи в BMG.

46

Kaiser Chiefs – Работа

Kaiser Chiefs – Employment : Разработанный опытным арт-директором Калли, в чьих послужном списке есть записи Ника Дрейка, Скотта Уокера, Трикки и других, обложка напоминает потрепанную коробку настольной игры 1940-х годов. В делюксовом издании даже была пачка денег в стиле «Монополии»

47

Замена – пусть будет

Заменители – пусть будет : Фотография на обложке была сделана Дэном Корриганом, на ней изображены Заменители, сидящие на крыше семейного дома Стинсонов. Слева направо: Пол Вестербер, Боб Стинсон, Крис Марс, Томми Стинсон. Говорят, что фотография является данью уважения последнему концерту «Битлз» на крыше во время сессий «Let It Be» в 1969 году.

48

Эластика – Эластика

Эластика – Эластика : Известный немецкий фэшн-фотограф Юрген Теллер, работавший с такими артистами, как Шинейд О’Коннор, Бьорк, Элтон Джон, сделал черно-белый снимок для дебюта Эластики — обложка, которая своим лаконичным, щадящим стилем выделялась на фоне остальных. продуманные и концептуальные рукава, любимые Blur и Suede.

49

Лекарство – Мальчики не плачут

The Cure – Boys Don’t Cry : На обложке «Three Imaginary Boys» изображены холодильник, пылесос и лампа – последняя, ​​по-видимому, представляет Смита. Тот же дизайнер, арт-директор Polydor Билл Смит, создал столь же искусную обложку для «Boys Don’t Cry», хотя, похоже, буквально интерпретирует трек «Fire in Cairo».

50

ЖК-аудиосистема – ЖК-аудиосистема

LCD Soundsystem – LCD Soundsystem : После нескольких лет выступлений в панк-группах Джеймс Мерфи превратился в маловероятного 35-летнего короля танцполов, закрепив дебют LCD Soundsystem в 2005 году. Что может быть лучше, чем диско-шар, чтобы показать это? Легкий, точный и идеально исполненный, он был типичным Мерфи.

51

Одухотворенный – дамы и господа

Одухотворенный – Дамы и господа : «Музыка – это лекарство для души», – сказал Джейсон Пирс, выбирая минималистскую иллюстрацию на тему таблеток для обложки своего третьего альбома: «1 таблетка 70 минут», – гласит надпись. На самом деле Пирс вырезал из альбома несколько минут, чтобы округлить цифру и сделать типографику аккуратной. Дизайнер Марк Фэрроу с тех пор сказал, что сожалеет о бесполезной упаковке.

Внутри элегантной эмо-свадьбы Хлои Севиньи в Коннектикуте

Пропустить до основного содержания

Свадьбы

Фото: Пит Волкер

Хлоэ Севиньи Сначала услышал о ее хаусе, Синиша Мачкович, Броиджи, Бридзи, Бридзи. «Она сказала: «Вы должны познакомиться с этим парнем — он стильный, умный, забавный и дерзкий», — вспоминает Хлоя. Но она ничего не преследовала, пока в конце концов не пересеклась с Синишей на открытии Гагосяна. «Мы встретились глазами и уставились друг на друга. Мы обменялись несколькими словами, очень скромными и очень тяжелыми», — говорит она. «А потом я пошла на вечеринку Karma с подругами. И мы встретились на танцполе, не обменявшись ни словом. В конце концов, он сказал: «Могу ли я увидеть тебя как-нибудь?» И я такой: «Может быть».

Они еще пару раз виделись в социальных сетях, прежде чем, наконец, договорились о свидании за обедом. После еды они отправились в библиотеку и музей Моргана на выставку Франкенштейна — одной из любимых книг Хлои, когда она росла, — а затем посмотрели документальный фильм Depeche Mode. «А потом оно выросло оттуда», — говорит Хлоя. «Были ухаживания, танцы… Однажды ночью мы пошли танцевать в «Пирамиде», и одно привело к другому. Это была ночь, когда был зачат Ваня.

В Теркс и Кайкос последовала помолвка, когда они были в бэби-мун. «Он вытащил эту зеленую коробку из Кентшира в Бергдорф-Гудман, — вспоминает Хлоя. «Я знаю эту зеленую коробку, и он встал на колено. Там была целая речь, которую он написал о разных моментах, которые мы разделили вместе».

Пара поженилась в мэрии Нью-Йорка еще до рождения ребенка. «Была и ситуация с грин-картой, — смеется Хлоя. «Мы собирались сыграть свадьбу со всеми нашими друзьями и семьей позже, чтобы я могла выпить». Приглашения были в принтере, но, к счастью, не распечатались, потому что в тот момент началась пандемия. Их свадебное торжество было отложено на два года, а затем перенесено на идиллические весенние выходные в родном городе Хлои Дариене, штат Коннектикут.

«Меня всегда восхищала общинная церковь Талмадж-Хилл — внешне белая обшивка, эстетически я находила ее очень очаровательной», — говорит Хлоя. «Я люблю свадьбы, которые трещат по швам, и всегда хотела обвенчаться в этой церкви. Там мы встретили преподобного Картера, и я просто влюбился в то, что они проповедовали, во всю атмосферу, поэтому мы попросили его жениться на нас».

Парк Вейвени в Нью-Кэннане — это место, где Хлоя всегда хотела устроить прием. «В детстве я тусовалась там, употребляла кислоту и была дикой девочкой, — говорит она. «Это [место] было бы свадьбой моей мечты. К сожалению, мы приземлились в воскресенье, поэтому к 22:00 нам пришлось покинуть площадку».

Когда дело дошло до планирования, Хлоя работала с Крисом Хессни из Hessney & Co, которого ей порекомендовали Лорен Санто-Доминго, Фабиола Беракаса и Карин Нельсон. Ее давний стилист Хейли Уолленс присматривала за ее гардеробом в течение дня. «Она одевала меня на все мои самые важные мероприятия — в Канны, на различные премьеры и прочее, — говорит Хлоя. «Она такая:« Да, но я должна делать все это. Подружки невесты, все». Это было так много работы. Мы отправили туда и обратно много фотографий силуэтов, которые работали на меня, и вещей, которые мы видели в прошлом».

И Хейли, и Хлоя были в восторге от Гленна Мартенса. «По счастливой случайности в этом сезоне он работал над Gaultier Couture, поэтому мы подумали: «Вау, может быть, там что-то будет», — говорит Хлоя. Они влюбились в Look 8, чисто взъерошенное число. «Это была удача, что они согласились сшить мне платье».

Единственной проблемой был большой поезд. «Я не могла танцевать на собственной свадьбе [в платье]», — признается Хлоя. «Это непрактично. У меня также были давние отношения с JW Anderson, поэтому мы очень тесно работали над вторым взглядом». Получившееся короткое белое платье Loewe имело квадратный вырез и большие пышные рукава.

Кейси Кэдвалладер из Mugler была выбрана для третьего образа вечера — комбинезон цвета слоновой кости с прозрачным бюстье и подходящими брюками, расклешенными до расклешенных брюк. «Я носила Кейси в Каннах, — отмечает Хлоя. «Он прислал несколько эскизов, и Хейли очень поддерживала всех дизайнеров и очень заботилась обо мне». В качестве аксессуаров она выбрала белую сумочку, украшенную золотым бантом. За обувь вытянули миллион Маноло. Драгоценности были заимствованы из Кентшира.

Во время церемонии не разрешалось разговаривать по телефону. «Я действительно не хотела никаких телефонов, — говорит Хлоя. «Люди так привыкли вытаскивать это. Даже если вы им скажете, они просто вытащат это. На камеру нужно наклеить наклейку. Я волновался, что это будет безвкусно, но все сказали, что это единственный способ, поэтому мы получили эти действительно милые наклейки с фотографией, на которой мы целуемся, и мой брат вошел перед [церемонией] и попросил всех уважать наши пожелания и не документировать услугу».

Церемония была «со слезами на глазах», говорит Хлоя. Ваня и его двоюродные братья шли по проходу в матросских костюмах, которые мать невесты привезла из Австрии. «Для меня было очень важно выйти замуж в глазах Бога и среди моих близких», — говорит Хлоя о своих чувствах у алтаря. «Было настоящее благоговение перед учреждением, что для многих сложное слово. Мы действительно хотели сделать это, мы хотели сделать это перед нашими друзьями и семьей. Это было действительно правильно».

Цветы были созданы другом Хлои Эзрой Вудсом и его компанией Pretend Plants & Flowers. После завершения церемонии в воздух взлетели цветы сакуры и сирени, когда молодожены вышли из церкви. Брат Хлои Пол был там на старинном «Мерседесе», чтобы забрать счастливую пару и увезти их к стойке регистрации — банки диетической колы и La Croix тянулись позади. «Все аплодировали, плакали и доставали телефоны, — говорит Хлоя. «Срывать наклейки!»

Коктейли начались на террасе Waveny House, а High Time, кавер-группа Grateful Dead, играла на заднем плане. «Я хотела такой энергии, — говорит Хлоя.

Во время ужина внутри был длинный стол для близких друзей и семьи, который Хлоя называла Крестным отцом столом. «С обеих сторон у нас были наши семьи, а друзья выступали с речами — всего было 130 человек». Были поданы стейки Томагавк и золотой картофель. «Это было очень похоже на мясо и картошку, — говорит Хлоя. После ужина пара разрезала скульптурный торт от Эми Франс, также известной как Yungkombucha. Затем пришло время танцев. «Я не хотела снова садиться, — говорит Хлоя. «Давай просто начнем эту вечеринку». Первый танец Хлои и Синиши был под «Cosmogony» Бьорк. «Бьорк пригласила нас в The Shed, когда играла там в той резиденции, — вспоминает Хлоя. «Она сыграла эту песню с исландским хором, и мы оба были тронуты до слез. Во время изоляции в мае 2020 года у нас родился ребенок, и мы ненадолго сняли дом в Коннектикуте, чтобы моя мама могла помочь, и мы все могли быть вместе. Мы ловили себя на том, что слушаем эту песню почти каждую ночь. Мы нашли в нем столько комфорта и утешения. Мы нашли это очень утешительным в то время, которое было таким ужасным».

После долгих танцев Хлоя переоделась в свой третий образ за ночь, что потребовало некоторой ловли. «У него была молния, которая входила в задницу, а также шнуровка. Потребовалось несколько человек, чтобы сделать это правильно». Как только она вошла, гости погрузились в автобусы, а молодожены сели в машину. Следующая остановка? Paul Casablanca, коктейль-бар в марокканском стиле на Спринг-стрит, где вечеринки продолжались до 4 утра.

«Следующее утро было не самым веселым», — шутит Хлоя. «Крис Хессни снял для нас комнату в Бауэри. Моя невестка осталась с нашим ребенком — для этого и существует семья. Мы остановились в Сан-Марко [по дороге в отель] и взяли кусок пиццы. В основном мы ели пиццу в 4:30 утра».

Несколько дней спустя невеста все еще находится на пике популярности. «Все продолжают говорить, как это изменило их представление о том, какой может быть свадьба», — говорит она о праздновании. «Все эти люди, которые не увлекались свадьбами, говорят, как им это нравилось. Я думаю, что это было действительно особенное, это было очень личное. Одна из моих подруг описала это как самую эмо-свадьбу, на которой она когда-либо была. Я подумал: «Да, это было очень эмо».

  • Фото: Пит Фелькер

    Синиша готовится вместе с сыном пары Ваней. Его индивидуальный смокинг был от Bottega Veneta.

  • Фото: Пит Фолькер

    Подружка невесты Софи Севиньи в Loewe.

  • Фото: Пит Фолкер

    Гости занимают свои места в общинной церкви Талмадж-Хилл.

Самые популярные

  • Фото: Пит Фолькер

    Невеста идет в церковь.

  • Фото: Пит Фолькер

    Хлоя у алтаря. Макияж невесты был сделан Эми Канеко, а прическа — Джорданом М.9.0003

    Еще из Vogue

  • Фото: Пит Фолькер

    Церемония была «со слезами на глазах», говорит Хлоя. «Для меня было очень важно выйти замуж в глазах Бога и среди моих близких».

  • Фото: Pete Voelker

    Цветы нарисовал друг Хлои Эзра Вудс и его компания Pretend Plants & Flowers. Кольца жениха и невесты были созданы Тиффани.

Подробнее

Правил королевской семьи — 30 шокирующих правил, которым должны следовать члены королевской семьи

Каждый продукт на этой странице был выбран редактором Harper’s BAZAAR. Мы можем получать комиссию за некоторые товары, которые вы решите купить.

От тонких сигналов, отправленных через сумочку Королевы, до протокола выговора королевским питомцам.

По Кэрри Голдберг

Getty Images

Быть членом королевской семьи не так уж и просто: от моды и питания до светских привилегий и дисциплины детей и домашних животных — существует множество правил и протоколов, которые должны соблюдать королевские особы. Здесь самые шокирующие ожидания, традиции, правила и обычаи, принятые королевской семьей, которые должны соблюдать даже не члены королевской семьи, вступающие в брак.

Getty Images

1 из 40

Когда королева стоит…

Ты стоишь. Все в присутствии королев должны вставать, когда королева стоит или когда она входит или выходит из комнаты.

Getty Images

2 из 40

Реверансы и поклоны обязательны.

При приветствии королевы мужчины склоняют головы, а женщины делают реверанс. Тем не менее, реверансы — это скромные и тонкие наклоны вниз с одной ногой за другой, а не величественные жесты, изображенные в старых фильмах или рассказах о королевской семье Диснея.

Getty Images

3 из 40

Наследники путешествуют порознь.

В целях сохранения линии престолонаследия двум наследникам не разрешается путешествовать вместе.

PoolGetty Images

4 из 40

Наследники путешествуют порознь.

Уильям и Кэтрин решили нарушить королевскую традицию и отправиться в путешествие со своими детьми, но когда Джорджу исполнится 12 лет, ему и отцу, скорее всего, придется лететь отдельно.

Getty Images

5 из 40

Кошелек королевы — это не просто аксессуар.

Королева не из тех, кто грубит, поэтому ее сумочка используется для передачи тонких социальных сигналов. Когда она кладет свой клатч на стол за ужином, это означает, что пришло время закругляться — так что подумайте о том, какой кусок вы берете в последний раз. Когда она перекладывает сумочку из левой руки в правую, это означает, что она хочет закончить свой разговор.

Getty Images

6 из 40

Пропустить КПК.

Королевская семья осуждает публичные проявления любви, особенно во время путешествий. Ожидается, что члены королевской семьи никогда не заставят представителей другой, более консервативной культуры чувствовать себя некомфортно, публично демонстрируя признаки привязанности. Показательный пример: стойкие позы Уильяма и Кэтрин во время их визита в Тадж-Махал в 2016 году.

Согласно Закону о королевских браках 1772 года, королевские потомки должны получить одобрение монарха, прежде чем делать предложение. Королева одобрила все союзы своих детей и внуков — от принца Эндрю и Ферги до предложений принца Чарльза Диане и Камилле Паркер Боулз. Совсем недавно она дала свою печать одобрения, когда Уильям сделал предложение Кейт Миддлтон и когда Гарри попросил Меган Маркл о ее руке.

Getty Images

8 из 40

Свадебные вечеринки состоят из детей.

Королевские свадьбы требуют подружек невесты и пажей, то есть маленьких девочек и мальчиков, ответственных за разбрасывание лепестков, а не взрослых на свадьбе.

WPA PoolGetty Images

9 из 40

Свадебные вечеринки состоят из детей.

Традиционно маленькие девочки несли шлейф невесты, но когда дело дошло до одевания невесты, всю тяжелую работу взяли на себя ее фрейлины и прислуга. Меган Маркл поручила управлять поездом двум маленьким сыновьям лучшей подруги Джессики Малруни. В лучшем случае у королевских невест и женихов есть горничные или матроны чести и шаферы, но некоторые предпочитают не распространять эту честь на близкого друга или члена семьи.

Getty Images

10 из 40

Букеты невесты должны содержать мирт.

Согласно королевскому свадебному обычаю, восходящему к принцессе Виктории, королевские невесты обычно носят в кладке по крайней мере одну веточку мирта. Мирт символизирует надежду и любовь, и каждая королевская невеста, включая герцогиню Кембриджскую, приняла традицию добавлять его в свои букеты.

Getty Images

11 из 40

Букеты невесты должны содержать мирт.

Небольшой букет Меган от флориста Филиппы Крэддок имел большое значение. Наряду с миртом композиция состояла из душистого горошка, ландыша, астильбы, жасмина, астранции и нескольких цветов, собранных Гарри из личного сада пары в Кенсингтонском дворце. В трогательный поклон покойной матери Гарри в букет также вошли незабудки, любимый цветок принцессы Дианы.

Getty Images

12 из 40

Членам королевской семьи не разрешалось выходить замуж за католика до 2011 года.

В соответствии с Актом об урегулировании 1701 года королевским особам запрещалось жениться на католиках. Теперь членам королевской семьи разрешено жениться на ком-то любой веры, если королева одобряет это.

Getty Images

13 из 40

Псевдонимы запрещены.

Ожидается, что к королевским особам будут обращаться по их полным именам, а не по прозвищам, данным им их семьями. Когда она вышла замуж за Уильяма, Кейт стала называться Кэтрин, герцогиней Кембриджской.

Ben A. PruchnieGetty Images

14 из 40

Псевдонимы запрещены.

С учетом сказанного, некоторые члены королевской семьи нарушили эти правила еще в молодости – настоящее имя Гарри – Генри или (еще более формально) Его Королевское Высочество принц Генри Чарльз Альберт Дэвид Виндзорский.

Getty Images

15 из 40

Снимаем шляпы и снимаем шляпы.

Королевские женщины, как и большинство светских львиц и представителей аристократии, должны носить шляпы на официальных мероприятиях в течение дня. Однако приходите в 18:00. все дело в тиаре. У каждой королевской семьи есть тиары в ее личном гардеробе, иногда взятые взаймы из драгоценностей короны, и, хотя ни одна женщина не должна носить шляпу по вечерам, только замужние члены королевской семьи могут носить эти царственные головные уборы.

WPA PoolGetty Images

16 из 40

Яркие — это новый черный.

Вы, скорее всего, никогда не увидите Королеву в нейтральном или темном оттенке: ее склонность к ярким цветам на самом деле является еще одной частью королевского протокола, поскольку яркие тона позволяют легко заметить ее в толпе.

Getty Images

17 из 40

Яркие — это новый черный.

И хотя члены королевской семьи оставляют черные наряды для похорон и вечерних платьев, королева ввела правило, согласно которому все члены королевской семьи должны брать с собой черный наряд, куда бы они ни отправились, на случай внезапной смерти во время их отсутствия, и необходим траурный вид.

Оли СкарффGetty Images

18 из 40

Свадебные платья требуют одобрения королевы.

В то время как королевские невесты имеют некоторую гибкость в выборе стиля и силуэта, когда дело доходит до их свадебных платьев, королева, как сообщается, имеет последнее слово в дизайне и эстетике платья. Герцогиня Кембриджская показала своей бабушке свое платье от Сары Бертон для Александра Маккуина в процессе проектирования, а также за несколько недель до свадьбы с принцем Уильямом, когда платье было готово.

Jeff J MitchellGetty Images

19 из 40

Свадебные платья требуют одобрения королевы.

Меган Маркл, как сообщается, придерживается той же традиции и, согласно сообщениям, планирует показать свое свадебное платье от Ralph & Russo королеве в частном порядке за неделю до свадьбы с принцем Гарри.

Getty Images

20 из 40

Скромность — это ключ.

Члены королевской семьи должны одеваться скромно и избегать слишком пикантных или провокационных образов. Декольте также считается неприемлемым, и принцесса Диана была известна тем, что прижимала свою вечернюю сумку к груди, когда выходила из машины, чтобы защитить грудь от папарацци, ожидающих ее прибытия.

Getty Images

21 из 40

Клатчи нужны не только для декольте. ..

Королевские женщины склонны носить клатчи по гораздо более глубокой причине, чем просто прикрытие. Держа клатч (как правило, обеими руками) гарантирует, что у рассматриваемой королевской семьи будет вежливое оправдание, чтобы избежать рукопожатия с простолюдинами.

Getty Images

22 из 40

Принц Джордж носит только шорты.

Принц Джордж неслучайно всегда фотографируется в шортах. Фактически, мы можем ожидать, что его младший брат, принц Луи, будет замечен в них, когда он превратится в маленького малыша. Традиционно брюки предназначены для молодых людей и взрослых мужчин; мальчики в королевской семье обычно носят исключительно шорты до 8 лет.

Getty Images

23 из 40

У членов королевской семьи есть советы и рекомендации по стилю, чтобы избежать неисправностей.

У королевы есть лайфхак для предотвращения неразберихи в гардеробе – например, когда юбка Кейт превратилась в Мэрилин Монро во время визита королевских ВВС в 2011 году. подол одежды королевы, чтобы ее юбки не развевались на ветру и не обнажали слишком много кожи.

Гетти Изображений

24 из 40

Дежурный.

Члены королевской семьи призваны служить своей стране не одним, а несколькими способами, и хотя призыв в армию не является обязательным требованием для членов королевской семьи, он, безусловно, является ожидаемым. Традиционно те, кто зачислен и служит, также носят форму в день свадьбы.

Тим ГрэмGetty Images

25 из 40

Королевская диета.

Моллюсков нельзя подавать к королевским трапезам, так как они считаются чем-то, что с большей вероятностью может привести к пищевому отравлению и аллергическим реакциям.

Getty Images

26 из 40

Королевская диета.

Королева также не является поклонницей чеснока, поэтому этот ингредиент исключен из всех приготовлений для ужинов, которые она посещает и устраивает.

Getty Images

27 из 40

Р-Е-С-П-Е-К-Т.

В знак уважения к ее титулу принц Филипп всегда должен идти на два шага позади своей жены.

Getty Images

28 из 40

Есть особый способ пить чай.

Члены королевской семьи, как ожидается, будут принимать участие во многих послеобеденных чаепитиях (которые не называются «полдником», хотя и называются «полдниками», но на самом деле представляют собой более обыденную службу). Чайные чашки держат особым образом, зажимая большим и указательным пальцами сверху рукоятки, а средний палец поддерживает нижнюю часть рукоятки. Ручка чашки всегда должна находиться в положении «3 часа», и королевским дамам рекомендуется пробовать пить из одного и того же места, чтобы избежать пятен помады вокруг края.

Getty Images

29 из 40

Не связывайтесь с собаками.

Сотрудникам Букингемского и Кенсингтонского дворцов не разрешается делать выговор собакам королевы, независимо от их поведения, поскольку королева предпочитает, чтобы им было позволено свободно гулять.

Цветы в машине ночью фото на коленях: Цветы на коленях в машине (38 фото)

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Пролистать наверх