Третье правило – Ой!

Третье правило волшебника — это… Что такое Третье правило волшебника?

Тре́тье пра́вило волше́бника, или Защи́тники па́ствы (англ. Blood of the Fold) — третий роман Терри Гудкайнда из цикла «Меч Истины» (англ. Sword of Truth), вышедший в 1996 году. Русское издание выпущено в серии «Век Дракона» в 1998 году.

Третье правило

Третье правило волшебника гласит:

«Страсть правит разумом».

Аннотация от издательства

Бесстрашный Ричард Сайфер, Искатель Истины, восстановил завесу между мирами. Казалось, отступили навеки силы Тьмы. Но зло вернулось, только на этот раз на лице его — новая маска. Сноходец Джегань, обладающий умением проникать в сознание спящих и порабощать их души, выходит на страшную охоту. Если он победит, людям уготован жребий бесправных прислужников Мрака. Рабы Джеганя безжалостно уничтожают всех, в ком есть хоть капля волшебного дара. Опасность грозит миру, гибель — возлюбленной Ричарда, Кэлен. В жестокой борьбе Ричарду надо успеть постигнуть суть Третьего Правила Волшебника…

Сюжет

Сестрам Тьмы приходится повернуть корабль по приказу сноходца Джегана, нового властителя Имперского Ордена, который внушает им страх. Аббатиса Аннелина и пророк Натан умерли. Лечение аббатисы стоило пророку жизни. Теперь предстоит борьба за титул, о котором есть зловещие пророчества. Но аббатиса Аннелине сумела все устроить по своему. Она оставила перстень аббатисы с печатью своей воли в защитном коконе, сквозь который смогла пройти только сестра Верна. Теперь она аббатиса, хоть и не рада этому.

На Ричарда напали мрисвизы. В ходе сражения они выяснили, что его гар тоже может чувствовать их присутствие. Позже он наткнулся на отряд Защитников Паствы и чуть не стал их добычей, но его спасли Иган и Улик под предводительством морд-сит. Теперь они направились к дхарианскому войску, чтобы по древнему обычаю заставить их признать очередного Рала господином. Нападение мрисвизов помогло в этом деле, но Холли погибла, успев узнать, что магия этих созданий является Даром.

А в это время предводитель Защитников Паствы учиняет допрос некоторым гражданам, пытаясь выйти на след Матери-Исповедницы.

Основные персонажи книги

• Ричард Рал — Лорд Рал, правитель Д’Харианской империи, Искатель Истины, Боевой Чародей
• Кэлен Амнелл — Мать-Исповедница, королева Галеи, возлюбленная Ричарда
• Кара — негласный лидер Морд-Сит, личный телохранитель лорда Рала
• Зеддикус Зул Зорандер — дед Ричарда, волшебник первого ранга
• Эди — колдунья
• Император Джегань — сноходец
• Тобиас Броган — предводитель Защитников Паствы
• Лунетта — сестра Тобиаса, колдунья, помогающая своему брату
• Гальтеро — офицер, помощник Брогана
• Бердина — Морд-Сит, владеющая древнед’харианским языком
• Холли — Морд-Сит
• Райна — Морд-Сит, возлюбленная Бердины
• Иган и Улик — д’харианцы, личные телохранители Ричарда Рала
• Верна — аббатиса Cестёр Света
• Уоррен — волшебник, пророк, возлюбленный Верны
• Никки — Сестра Тьмы в прошлом обучавшая Ричарда
• Сёстры Тьмы: Улиция, Тови, Цецилия, Эрминия, Мерисса, Леома

Примечания

Ссылки

В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена. Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 15 мая 2011.

dic.academic.ru

Терри Гудкайнд — Третье правило волшебника, или Защитники Паствы » Книги читать онлайн бесплатно без регистрации

Терри Гудкайнд

Третье правило волшебника, или Защитники паствы

Шесть женщин проснулись одновременно.

Они кричали во сне, и эхо их криков еще звенело в тесноте офицерской каюты. Сестра Улиция слышала в темноте тяжелое дыхание остальных. Тоже пытаясь отдышаться, она резко сглотнула, и горло тут же пронзила острая боль. Из глаз брызнули слезы. Она смахнула их и провела языком по пересохшим губам, чтобы не растрескались до крови.

В дверь забарабанил матрос, но его крики казались сестре Улиции лишь отдаленным шумом. Она даже не старалась уловить смысл отдельных слов. Этот человек не имел для нее никакого значения.

Подняв дрожащую руку, она освободила свой Хань, квинтэссенцию души и жизни, и направила его на масляную лампу, которая висела под потолком. Фитиль послушно вспыхнул, озарив каюту неверным светом, лампа покачивалась в такт кораблю.

Другие сестры, обнаженные, как и сестра Улиция, уставились на слабый желтый огонек, словно ища в нем спасения – а может быть, подтверждение тому, что они еще живы и способны видеть свет. Когда лампа вспыхнула, по щеке Улиции медленно скатилась слеза. Темнота душила ее, и пока не загорелся свет, ей казалось, что она заживо погребена под толщей сырой земли.

Простыни под ней смялись и были влажными от пота. Впрочем, от соленого морского воздуха и брызг, летящих на палубу, на корабле и так все было мокрым.

Улиция уже забыла, что такое сухая одежда и сухая постель. Она ненавидела этот корабль, эту вечную сырость, мерзкую вонь и постоянную качку, от которой ее беспрерывно мутило.

Но по крайней мере ненависть – признак того, что она жива. Сестра Улиция сглотнула горькую слюну и скривилась от отвращения.

Потом она смахнула с ресниц горячие капли и поднесла руку к глазам. На кончиках пальцев блестела кровь. Словно ободренные ее примером, остальные сестры с опаской сделали то же самое. Лица у всех были расцарапаны до крови следствие отчаянных, хотя и бесполезных попыток раскрыть пальцами веки в тщетном стремлении бежать из сна, который не был сном.

Усилием воли Улиция попыталась прогнать туман в голове. В конце концов, это мог быть обычный кошмар.

Заставив себя отвести взгляд от пламени, она посмотрела на остальных сестер. Сестра Тови сидела, поджав ноги, на противоположной койке. Толстые складки жира на ее боках обвисли, а на морщинистом лице застыло угрюмое выражение. Всегда гладко причесанные седые волосы сестры Цецилии, сидевшей на соседней койке, торчали в разные стороны, а неизменную улыбку сменила гримаса ужаса на мертненно-бледном лице. Подавшись вперед, Улиция заглянула на верхнюю койку. Сестра Эрминия, не такая старая, как Тови с Цецилией и еще вполне привлекательная, казалась совершенно растерянной. Она обычно хорошо владела собой, но сейчас ее пальцы дрожали, когда она стирала кровь с век.

Через проход от них над Тови с Цецилией сидели две самые молодые и самые уверенные в себе сестры. Нежную кожу щек сестры Никки покрывали глубокие кровоточащие царапины. Светлые волосы прилипли к ее потному, залитому слезами и кровью лицу. Красавица Мерисса судорожно сжимала на груди одеяло – не из скромности, а от ужаса. Ее длинные темные волосы превратились в спутанный клубок.

Прочие сестры были старше их и обладали большой силой, закаленной опытом, но Никки с Мериссой были наделены тем редким внутренним даром, которым не может снабдить никакой опыт. Их проницательность не могли обмануть ласковые улыбки и мягкое обхождение Цецилии или Тови. Несмотря на свою юность и самоуверенность, обе отлично знали, что Цецилия, Тови, Эрминия, не говоря уж о самой Улиции, способны буквально растерзать их на части, кусок за куском, стоит им лишь захотеть. Впрочем, это не умаляло мастерства Никки или Мериссы. В своем роде они были одними из самых выдающихся женщин, которые когда-либо рождались на свет, – но Владетель избрал Мериссу и Никки прежде всего из-за их неутолимого желания всегда быть первыми.

Больше всего сестру Улицию потрясло выражение неприкрытого ужаса на лице Мериссы. Во Дворце Пророков не было никого хладнокровнее, беспощаднее и неумолимее сестры Мериссы. Ее сердце было куском черного льда.

Улиция знала Мериссу почти сто семьдесят лет и не могла вспомнить, чтобы она заплакала хотя бы раз. Теперь же Мерисса жалобно всхлипывала.

Растерянность спутниц придала сестре Улиции сил. Отчасти она была ею даже довольна: это лишний раз доказывало, что она среди них главная и сильнее их всех.

В каюту продолжали стучать, желая узнать, в чем дело и почему кричали.

Улиция обратила свой гнев на того, кто стоял за дверью.

– Оставь нас! Если понадобишься, тебя позовут!

Послышались проклятия матроса, удаляющегося по трапу, и теперь тишину нарушал только скрип снастей наверху и тихие всхлипы.

– Хватит скулить, Мерисса! – рявкнула Улиция. Мерисса посмотрела на нее полными ужаса темными глазами.

– Такого, как в этот раз, еще не было. – Тови с Цецилией кивками выразили полное с ней согласие. – Я выполнила его поручение. Зачем же он это сделал? Я его не подводила!

– Если бы мы его подвели, – сказала Улиция, – то сейчас были бы там, с сестрой Лилианой.

Эрминия бросила на нее удивленный взгляд.

– Ты тоже ее видела? Она была…

– Я ее видела, – кивнула Улиция, стараясь за нарочито небрежным тоном спрятать собственный ужас.

Сестра Никки отбросила со лба мокрые волосы.

– Сестра Лилиана не оправдала надежд Повелителя, – тихо прошептала она.

Сестра Мерисса, которая уже немного пришла в себя, сказала с холодным презрением:

– И теперь будет расплачиваться за неудачу. – В голосе ее звучала зимняя стужа. – Вечно. – Мерисса редко проявляла свои чувства, ее лицо, как правило, оставалось невозмутимым, но сейчас оно исказилось от гнева. – Она ослушалась твоего приказа, сестра Улиция, и приказа Владетеля. Она разрушила наши планы. Во всем виновата она.

Лилиана действительно не оправдала надежд Владетеля. Если бы не она, они бы теперь не торчали на этой проклятой посудине. При мысли о ее самонадеянности лицо Улиции потемнело. Лилиана хотела присвоить всю славу себе. И получила по заслугам… Вспомнив зрелище ее мучений, Улиция нервно сглотнула и на этот раз даже не обратила внимания на боль в пересохшем горле.

– Но как же быть нам? – спросила Цецилия. К ней уже вернулась ее обычная улыбка, хотя в данный момент она скорее была виноватой, чем радостной. – Должны ли мы делать то… что велит этот человек?

Улиция провела по лицу ладонью. Если то, что происходит, – реально, если то, что она видела, действительно произошло, у них нет времени на раздумья. И все же это мог быть всего лишь обычный кошмар. До сих пор никто, кроме самого Владетеля, не являлся ей во снах, которые не были снами. Да, должно быть, это всего лишь ночной кошмар. Улиция проводила взглядом таракана под потолком и внезапно осознала, что именно сказала Цецилия.

nice-books.ru

Третье правило возврата читать онлайн

These wounds won’t seem to heal

This pain is just too real

There’s just too much that time cannot erase

Evanescence «My immortal»

(Эти раны кажутся неизлечимыми,

Боль — слишком реальной,

И слишком много всего, что не в силах позабыть со временем)

 Сегодня Дайна старается с особым усердием. Поднимает меня ни свет ни заря, заставив в одиночестве, еле продрав глаза тащиться в душ. А там стоит и наблюдает за тем, чтобы я до блеска натирала тело жесткой мочалкой, от которой кожа приобретает нездоровый вид обморожения первой степени: краснеет и начинает зудеть. Дайна неплохая, к ее излишнему для обыкновенного человека вниманию привыкаешь, как только сживаешься с мыслью о том, что сама ты больше не одна из многих, а пациент лечебницы для душевнобольных магов, по той или иной причине лишившихся своего дара. Некоторые сходят с ума от старости, других выпивают пожиратели, третьи — такие, как я — сознательно преступают черту закона, совершая действие, противоречащее природе внутренней магии. И становятся пустышками. Выгоревшими. Иссохшими скелетами, продолжающими свое существование скорее по инерции, чем из-за осознанного желания.

 Дайна по-своему добра: она припасает для меня самый пушистый махровый халат, зная, что от соприкосновения с ним я моментально подобрею и перестану смотреть на мир исподлобья. Он розовый и выглядит совсем как на молоденькую романтичную девчонку. Наверное, взят у дочери, но под видом служебной одежды принесен в лечебницу. Дайна, пожалуй, даже немного любит свою странную подопечную. Она знает подробности дела, при котором меня поместили сначала в тюрьму, а потом, когда подошла к концу череда истерик и попыток устроить нападение на представителей правопорядка, сюда. О, да, на этих стражей я бросалась с особым усердием. Чтобы поскорее решили, что мне пора прекратить ходить по этому свету. Чтобы вынесли приговор. Но они не стали. Я, вопреки любой здравой логике, выжила после полного выгорания. Я не сошла с ума. Просто переродилась. Я больше не маг света…

 — К тебе на свидание придет еще один представитель правопорядка, — как бы извиняясь, поясняет особое внимание ко мне сегодня Дайна. Я не удивляюсь — стражи являются частыми гостями, по крайней мере, со мной они видятся намного регулярнее, чем с остальными. Но я отвечаю неизменное «нет» на все их предложения о сотрудничестве. А если начинают угрожать санкциями, просто потираю руки в предвкушении: даю понять, что сейчас кто-то лишится части своего рассудка. Да, эта новая возможность моего дара особенно важна, когда начинают давить представители власти. Я ненавижу тех, кто поставил себя за ее чертой. И закон их тоже ненавижу. А с тем ублюдком, что лишил меня последней надежды, разберусь сама, когда выйду отсюда. А я выйду, я больше в этом не сомневаюсь. Я слишком нужна этим черным кителям, чтобы меня убивать. Ведь я единственная из жертв, оставшаяся в живых после нападения Кровавого Ангела.

 — Не плачь, Виола, иначе я поведу тебя в душ по новой, — строго замечает Дайна, видя набежавшие на глаза слезы. Она знает, что такое со мной случается только тогда, когда я вспоминаю своего неудавшегося убийцу. — Этот человек — не простой следователь. И я надеюсь, что ты с ним хотя бы поговоришь, — прибавляет она, расчесывая мои спутавшиеся мокрые волосы. Их женщина, почему-то, любит больше всего. Хотя после моего перевода в лечебницу они спускаются чуть ниже плеч и почти не вьются. Да еще и приобрели совершенно другой цвет, совсем не тот, что был у них раньше — огненный, пламенный, который так нравился мужу. Бывшему мужу, тут же поправляюсь я и смотрю на себя в зеркало, пока Дайна сооружает что-то более-менее привычное на моей голове. Сегодня это что-то напоминает ракушку сзади с выпущенными вперед прядями. Ну, просто леди из высшего света, куда деваться. Я мрачно усмехаюсь и получаю в ответ укоризненный взгляд своей сиделки, и на мгновение мне становится стыдно: она ведь действительно хочет, чтобы я поскорее вышла отсюда. Но это условие обещают выполнить, если я соглашусь на сотрудничество. А я на это никогда не пойду. Мне нужна голова Ангела на блюдечке. А блюдце это я возьму с полки сама. И голову туда тоже положу самостоятельно. Ненавижу.

 — Что за непростой следователь? — делаю вид, что мне интересно, хотя на самом деле меня больше заботит тот факт, что наряжают меня не в обычную больничную робу: это платье, туго облегающее грудь и волнами расходящееся книзу, больше походит на дорожное. И я начинаю втайне опасаться, что из лечебницы меня могут сопроводить в департамент слуг правопорядка уже без согласия. И только наивная Дайна не подозревает о том, что может в скором времени произойти.

 — Очень симпатичный мужчина, — на миг в зеркале отражается мечтательное выражение лица моей провожатой, и я дергаюсь оттого, как она случайно зажимает волосы. Дайна тут же извиняется, гладя меня по голове, и продолжает свое занятие с присущей ей деловитостью и отсутствием лишних движений. — Наверное, наконец-то они поняли, что к такой красавице, как ты, посылать нужно никак не меньший идеал, — ну да, мрачно думаю я, мужчина точно не из простых, раз моя ненаглядная подруга — а я действительно считаю ее таковой, пусть Дайна и строго соблюдает свои обязанности, но, тем не менее, ее милые сердцу шалости заставляют относиться к ней не так, как к остальным — тает от одной мысли о нем даже в моем присутствии, пусть и находится, по моим меркам, уже в преклонном возрасте.

 Вскоре прическа оказывается готовой, и Дайна даже сбрызгивает меня небольшим количеством духов в своей подсобке, пока никто не видит. Я удивленно поднимаю брови — откуда здесь могла взяться стеклянная склянка, да еще со спиртосодержащим раствором? — но женщина только махает рукой: мол, не забивай голову глупостями, ты сегодня принцесса, и я хочу, чтобы ты и выглядела соответствующе. Я прекращаю всякие попытки с ней поспорить, но все равно оставшуюся до комнаты свиданий дорогу шучу над женщиной в своей обычной саркастичной манере. Дайна привыкла, она даже по-своему радуется, когда во мне просыпается хоть что-нибудь, отличное от апатии. Тогда она говорит, что я начинаю жить заново, а скоро и волосы обретут свой привычный цвет, а не то, что сейчас: грязно-черное месиво, которое она всячески старается убрать… Ох, Дайна, мне бы твою надежду. Но моя умерла. Умерла вместе с той маленькой девочкой с кудряшками…

 Очередная порция черного юмора прерывается у самой двери, за которой должен располагаться ожидающий меня посетитель. Я с мрачной улыбкой захожу внутрь и, оборачиваясь, чтобы закрыть дверь и помахать Дайне рукой, успеваю заметить темную фигуру у небольшого окна, разглядывающую крытый навесом и огороженный проволокой дворик для прогулок. Что, господин офицер, не ожидали, что лечебницей эта тюрьма называется просто потому, что здесь врачи вместо надсмотрщиков? Я ухмыляюсь собственным мыслям ровно до того момента, пока не оборачиваюсь, продолжая держаться за отрезавшую нас от внешнего мира дверь. Улыбка пропадает с лица. Огромным усилием воли я заставляю губы не дрожать, а глаза даже не думать о том, чтобы подарить миру новые слезы. Я — мертвая. Меня уже не спасти…

libking.ru

Третье правило волшебника — это… Что такое Третье правило волшебника?

Тре́тье пра́вило волше́бника, или Защи́тники па́ствы (англ. Blood of the Fold) — третий роман Терри Гудкайнда из цикла «Меч Истины» (англ. Sword of Truth), вышедший в 1996 году. Русское издание выпущено в серии «Век Дракона» в 1998 году.

Третье правило

Третье правило волшебника гласит:

«Страсть правит разумом».

Аннотация от издательства

Бесстрашный Ричард Сайфер, Искатель Истины, восстановил завесу между мирами. Казалось, отступили навеки силы Тьмы. Но зло вернулось, только на этот раз на лице его — новая маска. Сноходец Джегань, обладающий умением проникать в сознание спящих и порабощать их души, выходит на страшную охоту. Если он победит, людям уготован жребий бесправных прислужников Мрака. Рабы Джеганя безжалостно уничтожают всех, в ком есть хоть капля волшебного дара. Опасность грозит миру, гибель — возлюбленной Ричарда, Кэлен. В жестокой борьбе Ричарду надо успеть постигнуть суть Третьего Правила Волшебника…

Сюжет

Сестрам Тьмы приходится повернуть корабль по приказу сноходца Джегана, нового властителя Имперского Ордена, который внушает им страх. Аббатиса Аннелина и пророк Натан умерли. Лечение аббатисы стоило пророку жизни. Теперь предстоит борьба за титул, о котором есть зловещие пророчества. Но аббатиса Аннелине сумела все устроить по своему. Она оставила перстень аббатисы с печатью своей воли в защитном коконе, сквозь который смогла пройти только сестра Верна. Теперь она аббатиса, хоть и не рада этому.

На Ричарда напали мрисвизы. В ходе сражения они выяснили, что его гар тоже может чувствовать их присутствие. Позже он наткнулся на отряд Защитников Паствы и чуть не стал их добычей, но его спасли Иган и Улик под предводительством морд-сит. Теперь они направились к дхарианскому войску, чтобы по древнему обычаю заставить их признать очередного Рала господином. Нападение мрисвизов помогло в этом деле, но Холли погибла, успев узнать, что магия этих созданий является Даром.

А в это время предводитель Защитников Паствы учиняет допрос некоторым гражданам, пытаясь выйти на след Матери-Исповедницы.

Основные персонажи книги

• Ричард Рал — Лорд Рал, правитель Д’Харианской империи, Искатель Истины, Боевой Чародей
• Кэлен Амнелл — Мать-Исповедница, королева Галеи, возлюбленная Ричарда
• Кара — негласный лидер Морд-Сит, личный телохранитель лорда Рала
• Зеддикус Зул Зорандер — дед Ричарда, волшебник первого ранга
• Эди — колдунья
• Император Джегань — сноходец
• Тобиас Броган — предводитель Защитников Паствы
• Лунетта — сестра Тобиаса, колдунья, помогающая своему брату
• Гальтеро — офицер, помощник Брогана
• Бердина — Морд-Сит, владеющая древнед’харианским языком
• Холли — Морд-Сит
• Райна — Морд-Сит, возлюбленная Бердины
• Иган и Улик — д’харианцы, личные телохранители Ричарда Рала
• Верна — аббатиса Cестёр Света
• Уоррен — волшебник, пророк, возлюбленный Верны
• Никки — Сестра Тьмы в прошлом обучавшая Ричарда
• Сёстры Тьмы: Улиция, Тови, Цецилия, Эрминия, Мерисса, Леома

Примечания

Ссылки

В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена. Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 15 мая 2011.

biograf.academic.ru

Михаил Бычков — Третье правило диверсанта читать онлайн

Бычков М.В., Филимонов Р. К

Третье правило диверсанта

На улице пекло, словно в муфельной печи. Температура приближалась к критическому градусу, доводя до умопомрачения. Как бы я выглядел, окажись снаружи?

Такие вещи даже приятно представлять, находясь в надёжном убежище.

В подвале темно и прохладно.

Впрочем, не смотря на это, расслабляться, вовсе не стоило. Неизвестно, кто мог ещё искать здесь спасение от палящих лучей радиоактивного солнца. Да и я тоже молодец — додумался же, вышел перед самым рассветом. Можно ведь было догадаться, что не успею к сроку дойти до «базы».

Сняв автомат с предохранителя, устроился в нише между прохладных бетонных блоков, выставив ствол «калашникова» вперед, в качестве «оберега». Так возникает обманчивое ощущение покоя. Слишком обманчивое и в этом тоже можно упрекнуть себя. Мало ли кто решит включить мою персону в качестве одного из пунктов обеденного меню. Быть постоянно на взводе тяжело. Но ничего другого не остаётся. Я знаю, они услышат мой запах, но и запах оружия тоже, и не станут дергаться. Наверное, остается скрестить пальцы, трижды сплюнуть через левое плечо, постучать по дереву, что там ещё… да просто рассчитывать на удачу. Куда больше.

Без вариантов.

А сейчас можно прикрыть глаза и отдохнуть в тишине, в ожидании, когда смертоносный диск светила покинет точку в зените. Тогда появятся спасительные тени, и я снова отправлюсь в путь.

Тишина. Она пугала меня с самого детства, ассоциируясь не столько со смертью, сколько с её неизбежностью.

В общине, где я родился и вырос, каждый второй страдал от лучевой болезни или рака кожи, их смерть была предсказуема, как впрочем, и моя, но их конец был частью общего молчания. Они, точно сговорившись, всегда уходили в тишине. В мёртвом доме тихо. Это один из законов усвоенных мною с младых ногтей. Когда не слышно звуков, значит, кто-то уже умер или готовиться к смерти. Сколько раз я ловил себя на мысли, что в тишине всегда прислушиваюсь к собственному сердцебиению, как бы убеждаясь в том, что до сих пор жив.

А еще я никогда не видел своих родителей, считая, что у меня их и не было. Позже, повзрослев, я, конечно, понял, что этого не может быть, но уже настолько свыкся с этой мыслью, что стал считать родителями всех, кто хоть сколько-нибудь принимал участие в моей судьбе. Бред конечно, но в данное время и в данном мире сложно найти рациональное объяснение чему бы то ни было, а уж тем более измышлениям малолетнего сироты. Слишком тяжело бремя, взваленное на нас предыдущими поколениям, слишком велика ответственность перед идущими следом. Этот мир мог бы быть лучше, но он таков какой есть.

Не имея собственного крова, я жил в разных семьях, приютивших меня; иногда на ночь, иногда на неделю; иногда, если повезёт, дольше. Только везение это можно назвать относительным, поскольку оно означало, что в доме приютившим меня рано или поздно станет тихо и мне придётся искать новый дом.

Потеряв один кров, я перебирался под другой. Как правило, это были одинокие и больные люди, нуждающиеся, как и я в посторонней помощи. Просыпаясь посреди ночи, лежал, замерев, вслушиваясь в темноту — раздается ли возле меня дыхание? Тогда я начинал бояться. Бояться, что останусь один, и никто больше не возьмет меня к себе. И в те моменты, когда я слышал лишь тишину, то тихо плакал и не спал до утра, дожидаясь похоронную команду. Затем собирал свои вещи и вновь уходил на поиски. Из таких эпизодов и состояла вся моя жизнь. Как коллаж, как случайная склейка кадров из разных фильмов.

Показалось, или я задремал в ожидании? Но время прошло, когда посмотрел на часы, их светящиеся в темноте стрелки показывали без четверти два пополудни.

Пора собираться в путь.

Поглубже натянул кепку, вышел из подвала, и быстрым темпом пересек улицу, оказавшись на теневой стороне.

Жарко.

Даже через толстые подошвы ботинок чувствуется, как раскалился спекшийся до состояния окаменевшего вулканического пепла асфальт; он крошился и пылил при каждом шаге.

Первые часы после полудня самые тяжёлые.

В это время вероятность встретить мутантов равна нулю, но стоит зазеваться, и доза облучения гарантирована. К счастью, имеется портативный индикатор излучения. Раньше такие были только у военных. Но, однажды кто-то из общины нашел тайник с армейской амуницией.

Благодаря этому наша жизнь была немного облегчена.

Сейчас он молчал, и этот факт успокаивал.

Самое главное — не стоять на месте, дожидаясь пока солнечные лучи, доберутся до тебя. Вся жизнь в движении, все подчинено только ему. Мы двигаемся вслед за солнцем, или, точнее, бежим от него. Или прячемся в норах словно кроты, чувствуя себя в безопасности лишь по ночам, да в редкие периоды затяжных дождей. Но, полной гарантии дожить до старости, нет ни у кого.

Идти вперед, сжимая цевье верного АКСУ — вот мое кредо.

Я свыкся с этим.

Ни шагу без оружия. Спал с автоматом, и даже ходил с ним в туалет. Никогда не знаешь, когда могут понадобиться навыки выживания.

Я привык к оружию.

К любому.

Иногда, доверяю ему больше, чем друзьям, которых не так уж и много.

Сегодня мне повезло — успел найти уютный уголок в подземных недрах города. Не всем так везет, и не всегда. Любая ошибка может стоить жизни, а жить без ошибок дьявольски сложная задача. Выход один, жить с оглядкой и надеяться, что везение не изменит.

Все-таки хорошо в городе, свободно. Несмотря на смертельные лучи дневного светила. В принципе, мое поколение уже привыкло жить так, а не как-то иначе. Мы не видели другого мира, зная о нем лишь из рассказов старших, но я, наверное, родился с богатой фантазией, и мир из их историй нравился больше, чем нынешней. Но, ничего не поделаешь — судьбу не выбирают. Приходиться довольствоваться тем, что есть. А что у меня есть? Не так уж и много, если разобраться, но и не мало.

Я егерь.

Для тех, кто не знает: «егеря» — особый, почитаемый клан. Нечто вроде полиции, охраны и почты в одном лице. В любой общине всегда есть для нас место, даже если эти общины находятся в состоянии вражды. Егеря — это нечто священное в нашем мире. Не то чему бездумно поклоняются, а то, что уважают. И надо признаться есть за что. И, пожалуй, это единственное что сулит егерская служба. Деньги ничтожные, несопоставимые с риском. Хотя к риску привыкаешь, и в какой-то момент начинаешь нуждаться в нём. В этом нет ни благородства, ни возвышенности цели — самообман и адреналиновая зависимость.

Двигаясь вдоль полуразрушенных стен, погруженный в свои мысли, я не сразу заметил движение впереди. Не подвело реактивное чувство, выработанное годами — патрон в патроннике, предохранитель сдвинут в крайнее нижнее положение, на автоматическую стрельбу, дуло выискивает цель.

libking.ru

Третье правило возврата

Жестокие игры творцов — 3
       
       Перерожденная благодать. Воплощенный элементаль света. Почему случилось так, что в одно мгновение мир разрушился на глазах, а самые близкие, казалось, люди остались по ту сторону тюремной, а затем и больничной стены? Ее больше не интересует жизнь. Она живет ради того, чтобы отомстить за отобранное будущее. И всех, кто встанет на ее пути, не раздумывая, отодвинет в сторону. В ней не осталось сочувствия. Она — сплошное вместилище боли.
       
       Огромное человеческое спасибо Елене Питутиной https://prodaman.ru/Pitutina-Elena/books за замечательную обложку!

Категории: Остросюжетные любовные романы, Драма и мелодрама, Мистика, Мистический любовный роман

---

Дата размещения: 17.04.2017, 12:22

Дата обновления: 29.04.2016, 13:31

---

---

3126 просмотров | 41 комментариев | 27 в избранном | 0 наград

Часть текста
для всех Размер: 11,95 алк / 477871 знаков / 32 стр

Хэштег: #Игры_творцов

Из цикла: Жестокие игры творцов

---

---

Произведение наградили Что такое награждение?

Данное произведение еще не награждали.

prodaman.ru

ТРЕТЬЕ ПРАВИЛО ДЕКАРТА. Тайны великих открытий

ТРЕТЬЕ ПРАВИЛО ДЕКАРТА

Третий принцип Декарта гласит:

«Руководить ходом своих мыслей, начиная с предметов простейших и легко познаваемых, и восходить мало-помалу, как по ступеням, до познания наиболее сложных, допуская существование порядка даже среди тех, которые в естественном порядке вещей не предшествуют друг другу».

Согласно Декарту, прежде всего требуется добраться до самых элементарных понятий:

«Нужно обращать острие ума на самые незначительные и простые вещи и долго останавливаться на них, пока не привыкнем отчетливо и ясно прозревать в них истину».

Что именно позволяет прозревать начала «отчетливо и ясно»? Этим инструментом Декарт называет интуицию — но не в обычном понимании этого слова, а особого рода интуицию. «Под интуицией, — пишет он, — я понимаю не веру в шаткое свидетельство чувств и не обманчивое суждение беспорядочного воображения, но понятие острого и внимательного ума, настолько простое и отчетливое, что оно не оставляет никакого сомнения в том, что мы мыслим, или, что одно и то же, прочное понятие ясного и внимательного ума, порождаемое лишь естественным светом разума и благодаря своей простоте более достоверное, чем сама дедукция, хотя последняя и не может быть плохо построена человеком, как я уже говорил выше.

Так, например, каждый может интуитивно постичь умом, что… треугольник ограничивается только тремя линиями, что шар имеет только одну поверхность, и подобные им истины».

На основании этого «достоверно известного» можно, по Декарту, выводить новые истины.

«Отметим, — оговаривается Декарт, — что не нужно с самого начала браться за исследование трудных вещей, но прежде чем приступить к разрешению каких-либо определенных вопросов, нужно сначала собрать все без разбора сами собой пришедшие в голову сведения, затем постепенно просмотреть их, чтобы узнать, нельзя ли вывести из них какие-нибудь другие, из этих посылок еще и т. д.».

Декарт считал, что после того, как установлены «начала», познание природы невозможно без опыта. Только практика, а не самые ученые теоретические изыскания, способна дать истинные знания.

Ф.М. Достоевский говорил:

«Общие принципы только в головах, а в жизни одни частные случаи».

Было и другое мнение:

«Главное не факты, а суть. Решительность в осуществлении социальной революции… выросла во мне из духовного неприятия всякого увлечения тривиальностью, вызывающего прагматизма, всего того, что не оформлено идеологически и не обосновано теоретически».

Автор этого высказывания — Л.Д. Троцкий. Создатель концлагерей, трудармий, сокрушитель старой России. Что не вписывалось в теорию и «не было оформлено» — резалось по живому.

Казалось бы, принципы Декарта просты. Жаль, что следуют им не часто.

Примеров можно привести великое множество. Мы ограничимся одним — формулировкой закона Джоуля-Ленца из одного учебного пособия:

«Количество теплоты, выделившейся в проводнике при прохождении по нему электрического тока, прямо пропорционально квадрату силы тока, сопротивлению проводника и времени прохождения тока».

Ниже приводится формула: Q=I²Rt. Казалось бы, все правильно, формулировка соответствует формуле. Но… чуть ниже, используя закон Ома, автор приводит другой вид этой формулы: Q=(U²/R)t. Исходя из этой формулы, количество теплоты ОБРАТНО пропорционально сопротивлению. Так чему же верить?

Противоречия не было бы, если бы вместо «пропорционально» стояло бы «численно равно». «Равно» написано, в частности, в учебнике по физике для 8 класса (Шахмаева Н.М… Шахмаев С.Н., Шодиев Д.Ш. М.: Просвещение, 1995, с. 52).

Опять же — формулировка строится по формуле, а не на основе тщательного изучения явления. Обратите внимание на подобные разночтения, когда будете готовиться к экзаменам в вуз.

Домашнее задание на усвоение третьего правила Декарта. В словаре можно найти определение: «линия — общая часть двух смежных областей поверхности». Таким образом, линия определяется через более сложное понятие — плоскость. Попробуйте сделать определение по Декарту, то есть на основе более простого элемента — точки. У меня получилось:

«Линия — геометрическая фигура, представляющая собой непрерывную последовательность точек».

А какой результат получите вы? Какие еще определения вы можете дать сами, используя принципы Декарта?

Иногда, решая задачу, лучше пытаться решить не собственно ее саму, а задачу в более широкой постановке, затрагивающей более глубинные ее особенности.

При вступлении Японии в войну солдаты императора успешно воевали не только против американцев, в Пёрл-Харборе, но и против англичан: девяти японским бомбардировщикам и торпедоносцам удалось потопить «Принс оф Уэльс» и «Рипал», которых прикрывала целая эскадра британских кораблей.

Японцам удалось добиться успеха потому, что стрелки зенитных орудий кораблей задались естественной, на первый взгляд, целью — сбивать самолеты. Чтобы попасть наверняка, они подпускали бомбардировщики ближе и расстреливали самолеты в упор, когда те с ревом проносились над палубой. Ошибка заключалась в том, что зенитчики стреляли в те самолеты, которые уже сбросили торпеды. Линкор и крейсер — не средства борьбы с самолетами, и, исходя из этого, зенитчикам следовало вести заградительный огонь, поскольку далеко не каждый пилот способен вести самолет навстречу облакам из взрывов.

Уничтожение самолетов противника — это задача истребителей. Любопытно, что лучший ас Второй мировой войны Эрих Хартманн начал с того, что четко определил свою задачу. Он никогда не ввязывался в бой. Зачем? Он должен сбивать. Потому он нападал внезапно, со стороны солнца, из облаков, стремительно заходил в хвост неприятелю, наносил короткий кинжальный удар — и немедленно уходил. Пошел самолет противника к земле или нет — это неважно. Если враг не сбит, то он был способен сопротивляться — а Хартманн бороться с ним на равных был не намерен. Рыцарские поединки не для него. Он стремился именно сбить — и как можно больше. Если не удалось подкараулить в этот раз, он подкараулит в следующий или еще в следующий…

Быстрая оценка противника, стремительный заход в хвост и резкий уход Э. Хартманн сложил в магическую формулу «Увидел — решил — атаковал — оторвался», которая принесла ему 352 победы.

Джордан Айян ввел понятие «цель, а не проблема» (ЦНП). Суть данной установки — подсказать, что задача может носить частный характер; решать следует не данную задачу, а задачу приближения к главной цели.

Примером может служить история космического корабля «Галилей». «Галилей» был разработан в 1980-х годах для полета к Юпитеру, но руководство НАСА, сделав подсчеты, выразило озабоченность — не прожжет ли ракетный двигатель «Галилея» тонкие стенки грузового отсека.

Руководство НАСА предложило поставить на ракету другой ракетный двигатель. Однако инженеры на это возразили: необходимого для достижения Юпитера ускорения другой двигатель не обеспечил бы.

Казалось, проект зашел в тупик. К счастью, инженеры перешли от проблемы (ракетный двигатель «Галилея» может повредить космический корабль) к общей цели (добиться нужного ускорения). Это позволило найти решение: использовать силу гравитации Венеры, которая могла развернуть космический корабль и подтолкнуть его к Юпитеру.

Говоря о третьем правиле Декарта, нам придется несколько отвлечься от темы, совершив экскурс в историю развития научных методов. Первобытный человек действовал методом проб и ошибок — примерно как сейчас действует шимпанзе. Если в результате единичной попытки у шимпанзе ничего не получается, она может отказаться от задачи, даже если решение находится рядом. Поискать другое решение шимпанзе может просто не прийти в голову; для планомерного же поиска решения требуются сознание, развитая система рассуждений и научный метод.

Исторически первым научным методом, который освоил человек, стала индукция — логический метод, основанный на умозаключениях от частных случаев к общему выводу, от отдельных фактов к обобщениям. Так называемые «случайные открытия» — Архимеда в ванне и т. д., — строго говоря, чисто случайными не являются, поскольку эти открытия были сделаны благодаря умению увидеть в частном общее, осуществлять индукцию.

Однако строго научным метод индукцию все же назвать нельзя. Общие выводы делаются из частных явлений — но перечень этих явлений может быть неполон, их трактовка неверна, а язык, которым описывается явление, недостаточно точен. Вспомним, как хозяин Эзопа в ответ на просьбу баснописца освободить его от рабства говорил: «Если в небе появятся два коршуна, значит, твое освобождение угодно богам». Через некоторое время Эзоп видит двух коршунов и прибегает к своему хозяину: «Я вижу двух коршунов!». Хозяин выходит: «Где они?» «Они были! Они улетели…» Свободы Эзоп не получил.

Исходная посылка, решившая судьбу Эзопа: воля богов заявляет о себе появлением коршунов. Естественно, подобных посылок можно создать сколько угодно, и они могут привести к самым разным результатам. Поэтому со временем начала создаваться так называемая «семантика» — искусство правильного выбора исходных предпосылок. К сожалению, «искусство правильного выбора исходных предпосылок до наших дней не вылезло из пеленок» («Знание — сила», 1977, № 5, с. 43). В этой книге мы уже приводили примеры неправильных определений — напечатанных в учебниках и справочниках Семантика действительно до сих пор находится в прискорбном состоянии — и даже в странах с развитой наукой. Причин здесь много: наличие исторически сложившихся определении и терминов, использование одних и тех же терминов в разных областях, сама ограниченность человеческого языка, а также чисто субъективные факторы.

После того как в ходе развития науки метод индукции дал возможность оформиться первым более-менее научным теориям, возникла дедукция: логические умозаключения от общих суждений к частным или другим общим выводам. Некоторые положения — ясные, бесспорные, повторяющеюся — принимались за аксиомы, и из них уже выводилось все остальное. Это «остальное» — формулы, формулировки, теоремы — можно было применять в реальной жизни, поскольку его истинность считалась доказанной.

Поскольку термины «индукция» и «дедукция» весьма схожи, я хотел бы предложить читателю мнемонический прием по запоминанию их отличия.

Слово «индукция» полезно связать с образом индуса, йога, созерцателя, который наблюдает окружающий мир — и из частных случаев делает свои обобщения (верные или неверные).

Слово «дедукция» имеет приставку «де», что обычно обозначает разрушение («деградация», «девальвация» и тд.), то есть общее (теория, догма, аксиома, постулат) распадается на более мелкие части (частные применения).

Заметим, что дедукция позволяет переходить не только от общего к частному, но и от одного общего к другому общему. Из календаря по наблюдениям природы, к примеру, можно создать календарь сельскохозяйственных работ. Это «другое» общее — частное применение более глубинного явления, так что нашему мнемоническому правилу данное уточнение не противоречит. Заметим также, что когда из нескольких аксиом создается обширная теория — это тоже дедукция, переход от общего к частному, а не индукция.

Дедуктивный метод оказал просто революционизирующее влияние на науку. Геометрия в том виде, в котором мы учили ее в школе, была создана именно благодаря дедуктивному методу.

Однако в других науках применить дедуктивный метод, то есть рассматривать каждое новое явление с точки зрения существующей теории, твердо определенных или аксиоматированных посылок, оказалось непросто. Обилие неясностей в явлениях и в описании этих явлений часто вынуждает подходить к новым явлениям с помощью не дедуктивного, а индуктивного метода, то есть вводить для нового явления самостоятельное описание, никак не связанное с общей теорией, а порой и создавать теорию, ломающую самые основы прежней, казалось бы полностью доказательной. Так за ясной, легко объяснимой и логической классификацией физического мира, созданной Ньютоном, появилась классификация мира Максвелла, а за ним — Эйнштейна. В наши же дни существует такое множество поправок и опровержений теории относительности Эйнштейна, что их тоже уже вполне можно начать классифицировать.

Дедуктивный метод познания сумел вытеснить индуктивный только из тех разделов естествознания, где сравнительно рано удалось — индукцией и методом проб и ошибок — получить достаточно приемлемую семантику. В других отраслях человеческого знания — физике, биологии, социологии — подобного переворота сделать не удалось. И потому после периода первичной классификации в этих науках наступил относительный застой — на многие столетия, до научного переворота, произошедшего в XVII веке.

Этот переворот был возможен в первую очередь благодаря широкому распространению эксперимента — того, чем брезговали греки, предпочитая любой физической работе умозрительные философствования. Галилей, Декарт и Ньютон были блестящими экспериментаторами. Однако вместе с приверженностью к эксперименту этим ученым было присуще еще одно свойство: возникшую в голове идею они рассматривали не как некую данность, а как гипотезу, которую можно подтвердить или опровергнуть экспериментом. Прежние методы — от частного к общему, от общего к частному — дополнились положениями, которые носят вероятностный характер. Порой на этих, еще не доказанных гипотезах строились целые конструкции. Чуть забегая вперед, можно привести в пример Максвелла, который, исходя из чисто умозрительных допущений, математически вывел существование электромагнитных волн. Вся его конструкция висела в воздухе, но конечный результат этой конструкции можно было доказать и опровергнуть — экспериментом. Когда электромагнитные волны, благодаря развитию техники, были обнаружены, это доказало истинность основополагающих базовых допущений Максвелла.

Получившие права научного гражданства, гипотеза и эксперимент как бы ввели обратную связь в процесс научного познания. Конечно, и гипотезу, и эксперимент исследователи применяли и раньше, но только в XVII веке эта пара стала осознанным научным методом. Если гипотеза себя не оправдывала, процесс познания не прерывался; неверную гипотезу рассматривали не как чисто негативный фактор, а как полноправную часть эксперимента, в которой истину находили отбрасыванием ненужных альтернатив.

Даже основополагающие положения прежней — казалось, незыблемой — дедуктивной науки были приняты сторонниками нового метода как гипотезы — и многие из этих положений действительно оказались неверны! Аристотель утверждал, что «тело тем быстрее падает на землю, чем оно тяжелее», и ему даже в голову не приходило усомниться в созданном им положении. Если бы он усомнился, он мог бы проверить свою мысль, хотя бы приказав рабу сбросить два ядра разного веса с башни. Он этого не сделал — эксперимент с падающими телами провел только Галилей двумя тысячелетиями позднее.

Благодаря новому методу в XVII–XVIII столетиях на прочную основу встали физика, химия и физиология — первый раздел биологии, где оказалось возможным проводить активные эксперименты и тем самым быстро проверять гипотезы.

К сожалению, в третьем правиле Декарта, в котором говориться о «началах», не сказано о необходимости «опыта», и поэтому мне пришлось пускаться здесь в столь пространное историческое объяснение. Но о необходимости опыта Декарт говорит в своей книге дальше, приводя и описания опытов. Именно Декарт вместе с его поколением ученых проложили дорогу новому ночному методу. «Четыре правила Декарта» являются в некоторой степени суммацией научного метода Аристотеля, но научная деятельность самого Декарта стояла уже на принципиально более высоком уровне, чем метод великого грека. Возможно, столь принципиальный шаг Декарт и смог сделать именно потому, что достаточно полно изучил научные методы своих предшественников.

Завершая разговор о третьем правиле Декарта, приходится заметить, что даже метод гипотез и эксперимента не всегда ведет к определению истины. К примеру, созданная Линнеем и используемая сейчас в биологии классификация по пестикам и тычинкам является весьма условной, она порой разделяет биологически родственные виды растений и объединяет чуждые. Это понятно — мы можем наблюдать мир растений таким, каким он является в наши дни, когда многие промежуточные звенья давно отмерли; полная система должна была бы включать в себя и исчезнувшие виды, но об этих растениях мы теперь можем только строить догадки.

Метод гипотез и эксперимента пока не может помочь нарисовать целостную картину и в физике. В этой науке еще есть много необъяснимого, и эксперименты не могут внести ясность просто потому, что не существует достаточного количества гипотез. Во всем мире система образования долгое время традиционно имела ярко выраженный «дедуктивный», а не гипотезо-экспериментальный характер, и это, несомненно, отражается на подготовке будущих ученых. Особенно это беспокоит Германию, в которой после Второй мировой войны не появилось ни одного яркого имени в теоретической физике. Немецкая школа долгое время имела ярко выраженный классический характер, основанный на заучивании уже существующих классификаций и теорий, анализе уже существующих понятий. Когда-то это давало блестящие результаты, но в современной конкурентной борьбе побеждает новое, интересное и неожиданное. Поэтому немецкая школа сравнительно недавно перестроилась на то, чтобы учить мыслить. По крайней мере, такую задачу перед ней ставил канцлер Г. Коль, считавший, что самое большое богатство Германии — это ее талантливая молодежь.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Читать книгу целиком

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

history.wikireading.ru